Рангов было всего четыре — новик, витязь, воевода и абсолют. Всё остальное население Российской Империи владели своим ментальным доспехом и стихиями на минимальном уровне в той или иной степени, практически не применимом в боевых условиях. Необходимым условием поступления в военное училище было аттестации на ранг витязь, для особо одаренных молодых людей, достигших этого ранга в тринадцать-четырнадцать лет, были Суворовские и Нахимовские училища, практически гарантировавшие поступление своих выпускников в высшие военные заведения. Были уникумы и среди девочек, традиционно владевших стихиями и ментальным доспехом не в такой степени, как мальчики. Им предлагали, с согласия родственников, поступление в военные училища на отдельную кафедру. Надо отметить, что взвод охраны Императрицы и её дочерей, состоял именно из таких Валькирий. Род князей Пожарских очень гордился тем, что все отпрыски мужского пола, начиная с конца XIX века, закончили Московское Суворовское училище, затем Московское Высшее Командное училище при Генеральном штабе военного министерства Российской Империи и продолжили военную карьеру в Гвардии. Вот и сейчас оба моих родных дяди «тянули лямку», один, Григорий, в Измайловском полку, второй, Константин, в Преображенском. На мне, убогом, сия славная традиция рода Пожарских прискорбным образом прервалась, что, как вы понимаете, опять не добавило мне любви со стороны родственников.

При этих аттестациях на ранг основной упор делался на владениях стихиями, которых было четыре — земля, воздух, огонь и вода. Учитывая мою бесталанность в применении стихий и всю ту красоту, которую ждала приёмная комиссия, ходить на эти аттестации мне было бесполезно.

Кроме того, основная часть учащихся лицея составляли отпрыски дворянских семей — опоры трона. Слухи о моём рождении, как не старались мои родичи, всё же просочились в общество. С одной стороны, мне сочувствовали, как же, сирота, с другой стороны, воспринимали как ублюдка, прижитого родом Пожарских не известно от кого. Говоря прямо, на мой княжеский титул большинство дворянских отпрысков и членов их семей клали большой и толстый… канделябр. От откровенного хамства меня спасала лишь фамилия Пожарский, с родом которых в здравом уме и твёрдой памяти никто связываться не хотел, особенно помня памятник гражданину Минину и князю Пожарскому, установленному на Красной площади в 1818 году, и моя «толстокожесть» — я не упускал возможности дать в рыло любому, кто усомниться в моём происхождении, интеллектуальных и боевых навыках. Настоящим другом среди этого пафосного дерьма я могу назвать только одного моего одноклассника — Сашу Петрова, сына мелкопоместных дворян, у которого была кличка среди своих лицеистов «Пушкин», за склонность к сочинению виршей, лёгкую кудрявость и неугомонный характер. Для меня, далёкого от высокой поэзии человека, рифмующего погоди с не спеши, уйди с приди, и «я люблю а ты мне заявляешь — не люблю», его стихи казались мне верхом изящной словесности… Саша для меня являлся проводником из мира суровой реальности, в мир грёз и сказок, где добро было с кулаками и побеждало хитрое, изворотливое зло, где витязи влюблялись в дев раз и на всю жизнь, а те, что характерно, отвечали им взаимностью, где можно было получить пол царства и принцессу в придачу… С точки зрения боёвки, Саша был полный ноль, и собирался поступать в Императорский Художественный институт имени В.И. Сурикова, тем более что рисовал он просто замечательно.

Я всё-таки не удержался и поморщился, когда мы проехали во двор особняка, направляясь к гостевому флигелю, где моё сиятельство изволило проживать во время вступительных экзаменов. Оставаться здесь жить я не собирался, хотя дед мне и предлагал, но косые взгляды остальных домочадцев и их подчёркнутое вежливо-холодное поведение меня несколько напрягало. Когда мы с дедом разговаривали на эту тему, я ему так прямо и сказал:

— Деда, ты же сам всё понимаешь, так будет лучше для всех.

Он только вздохнул и покивал головой.

Поднявшись на второй этаж, я с разбегу кинулся в объятия большого кожаного кресла, стоящего на этом месте сколько я себя помню. В кармане пиликнул телефон, извещая меня о пришедшем сообщении. «Сашка Петров наверное пишет, он тоже сегодня в свою Художку поехал…» — подумал я, но ошибся. Разблокировав телефон, я обнаружил уведомление от Имперского банка о зачислении на мой счёт двух тысяч рублей от неизвестного лица с комментарием «На сентябрь». Общий баланс счёта, после поступления этой тысячи, составил двадцать две тысячи рублей.

«Может это дед развлекается? Но это же он позавчера вызвал в особняк клерка Имперского банка, который оформил мне именной счёт, помог установить мобильное приложение и вручил золотую карту банка, после чего дед перевёл мне двадцать тысяч рублей…» — первое, что подумал я.

Это было необходимо выяснить, две тысячи рублей — значительная сумма, даже по меркам Москвы, ведь апартаменты, которые я присмотрел недалеко от Университета, стоили четыреста рублей. Надо срочно выяснить всё у деда, тем более он в это время обычно гуляет в саду. Я поднялся с кресла и направился на выход из флигеля. Как я и предполагал, на одной из дорожек сада увидел главу Рода — князя Пожарского, уже старого, но ещё крепкого высокого старика, в котором до сих пор была видна военная выправка. Услышав мои шаги, дед остановился и стал ждать, пока я не подойду.

— Ну что, внучок, как съездил? — спросил он меня с улыбкой.

— Хорошо, деда, расписание узнал. Первого сентября начинается учеба. — ответил я.

— Квартиру себе нашел? — улыбка медленно исчезла с его лица.

Дед затронул вопрос, который был для него неприятен.

— Сегодня вечером поеду смотреть.

— Может передумаешь? — спросил он с надеждой в голосе.

— Деда, не начинай, мы же уже всё обсудили. — сказал я твёрдо.

— Хорошо, хорошо! Но обещай, что будешь навещать старика! — он снова улыбался.

— Обещаю, деда! — успокоил я его. — Кстати, это ты мне две тысячи перевёл на счёт с комментарием «На сентябрь»?

— Нет, не я. — его лицо неуловимо изменилось, хотя он и пытался не показать никакой реакции. — А с чьего счёта деньги пришли? — спросил дед нарочито ровным голосом.

— С анонимного.

— Понятно… — протянул он и замолчал.

— Дед, ничего мне не хочешь рассказать? — я внимательно посмотрел на него, чувствуя, что он чего-то недоговаривает.

— С чего ты решил, что я к этим деньгам имею какое-то отношение? — уже строгим голосом спросил меня он.

— Мало ли, счёт-то только позавчера открыли, кроме тебя о нём никто не знает… — резонно заметил я.

— Я никому ничего не говорил про твой счёт, поверь мне! — заверил меня дед. — Сходи в банк, может они тебе скажут отправителя, в конце концов это может оказаться простой технической ошибкой, и деньги предназначались не тебе!

— Хорошо, схожу в банк. — согласился я с доводами деда.

— Потом мне всё расскажешь, а то ещё окажется, что это чья-то дурная шутка. — дед буквально прошипел окончание фразы.