скверу и брела, шурша листьями – знаете, у меня с детства сохранилась привычка шуршать опавшими листьями, – пока что-то не попало мне в глаз. Не то соринка залетела, не то от солнца глаза заслезились. Я присела на скамеечку, проморгалась, промокнула глаза платком и стала ждать, когда высохнут слезы. Народу никого. И тут подошел ко мне мужчина – самый обычный, в возрасте, одет не то чтобы прилично, но чисто, и выбрит аккуратно. Я решила, что ничего плохого он мне не сделает, просто поговорить хочет. Но он стал спрашивать, не скучно ли мне, да можно ли присесть… Одним словом, не стал задавать все те вопросы, которые престарелые ловеласы задают с целью познакомиться. Да если честно, и не похож он был на ловеласа. Впрочем, и на грабителя тоже.

– Как-то вы неосторожно поступили… – попенял Иннокентий Павлович. – Сами сказали, народу в сквере никого, мало ли что могло случиться, в наше-то время…

– Ну, у меня в сумочке кое-что было для самообороны, – рассмеялась Елена Юрьевна, – но я решила повременить. А он, мужчина этот, сразу взял быка за рога. Я, говорит, давно вас жду, честно говоря, уже и ждать перестал. Помню, я так удивилась тогда и спросила, не перепутал ли он меня с кем-нибудь? Видно, что человек вполне адекватный, ну, может, обознался. А он присел на скамеечку и стал рассказывать, что часто гулял в этом сквере с собакой, живут они рядом, только дорогу перейти. И вот в прошлом году, вроде бы в ноябре, встретил здесь старика, а тот попросил его передать записку женщине, которая будет сидеть на этой скамейке и плакать. И подробно описал эту женщину – примерно моего возраста, хорошо выглядит, но обязательно будет плакать. Он, мужчина этот, мне сказал, что растерялся тогда и спросил старика: а что, если та женщина не придет или он ее не увидит? Но старик только рукой махнул и за сердце схватился. Видно было, что болеет. В общем, не смог он отказать больному человеку и взял записку. С тех пор старика этого он не видел и женщину тоже не встречал, хоть каждый день в этом сквере гулял с собакой. А летом собака умерла, и он перестал тут бывать, чтобы не расстраиваться. В тот день, когда мы с ним встретились, он первый раз зимнюю куртку надел, а в ней во внутреннем кармане записка завалялась.

– Как интересно… – протянула Алена. – И что было в записке? Или вы ее не читали?

– Каюсь, прочитала. И знаете почему? Потому, что хоть адресат и не был указан, но первое слово было… угадайте какое?

– Лена… – неожиданно для себя сказала Мария, вспомнив известный рассказ Конан-Дойла про пляшущих человечков. Там Шерлок Холмс разгадал шифр, утверждая, что обычно первое слово в письме – это имя адресата. И не ошибся.

– Точно! – Елена Юрьевна блеснула глазами. – Я помню эту записку наизусть: «Лена, я знал, что ты обязательно придешь рано или поздно. Я ждал тебя именно здесь, потому что мы с тобой много времени проводили в этом скверике, когда были молодыми. Пока я мог, я приходил сюда, потом просто смотрел из окна на эту скамейку и ждал, что ты почувствуешь мой призыв и придешь. То, что случилось сорок пять лет назад, встало между нами. Ты, наверное, поступила правильно, решив оборвать все связи, но сейчас, когда мне осталось совсем немного времени, я так хотел увидеть тебя перед смертью… Не вышло. Но если ты читаешь эти строки, значит, ты меня помнишь. Если ты пришла – значит, это судьба и я правильно решил отдать тебе то, что попало мне в руки только на го́ре. Лена, она в тайнике под окном, ты знаешь, как его открыть: сначала влево, потом назад, потом дернуть, но не сильно. Возьми ее и делай все, что считаешь нужным. Если ты читаешь это письмо, то повредить мне уже ничем не сможешь. Прощай навсегда. Твой Виктор». – Вот такая записка… – Елена Юрьевна обвела взглядом присутствующих.

– Очень интересно… – снова неожиданно для себя сказала Мария. – И что же было дальше?

– Что было? Когда я закончила читать записку, того мужчины, который передал мне ее, уже не было. Он выполнил свою миссию и ушел, а я и не заметила. Я тоже пошла прочь, тем более что слезы высохли и ничто больше не удерживало меня в этом месте. Но когда я вышла из сквера, то вспомнила слова автора записки, что он мог видеть эту скамейку из окна. Рядом был только один подходящий дом. Я прикинула расстояние, высчитала окна и поняла, что подъезд должен быть первым, а этаж не ниже четвертого, иначе скамейку было бы не разглядеть. Я не удержалась и вошла в подъезд, поскольку дверь была открыта. Рабочие носили какие-то материалы, очевидно, где-то шел ремонт. Как оказалось, именно на четвертом этаже. На лестничной клетке я встретила женщину из соседней квартиры. Она спросила, кого я здесь ищу, а я ответила, что хотела бы посмотреть квартиру. Она удивилась и сказала, что хозяин умер прошлой зимой, а поскольку жил он один, полгода ждали наследников, потом кто-то нашелся, а сейчас квартиру продали и начали в ней ремонт. Я сказала, что, наверное, в агентстве перепутали и дали не тот адрес. Она согласилась и ушла к себе. А я выждала немного времени и вошла в квартиру, благо дверь была нараспашку. Да и что там красть? Квартира была пуста, мебель вынесли, даже обои ободрали. Рабочие копошились на кухне, да еще шумел перфоратор, так что я нашла ту самую комнату и то самое окно, откуда покойный автор записки смотрел на сквер. Подоконник, к счастью, был на месте, я сдвинула его влево, потом назад, потом дернула, но не сильно. Тайник открылся, и я нашла там монету. Вернее, я не сразу поняла, что этот кругляшок с дыркой – монета. Я взяла ее и ушла, никем не замеченная.

– Н-да… – после некоторого молчания сказал кто-то из присутствующих. – История и правда занимательная. Просто готовый сюжет для романа.

– Признайтесь, Елена Юрьевна, – усмехнулся Глеб, – вы только что ее выдумали. Но конечно, от этого она не станет хуже!

– Я? Выдумала? – усмехнулась рассказчица. – А что вы на это скажете?

И она вытащила цепочку, на которую был подвешен очень старый, потертый кругляшок с дыркой.

– Вот именно ее я и нашла! – заявила Елена Юрьевна.

– Ну надо же… – протянул Глеб. – А скажите, пожалуйста, кто же такой Виктор и…

– И что у вас было с ним