До десяти вечера Роза доводила до ума систему расстановки папок и писала сообщения для стажера. Живот снова дал о себе знать, но на сей раз уже от голода. Продуктовый магазин был закрыт. Роза подумала было о ресторане, однако тут же убедила себя, что слишком устала, чтобы сидеть в одиночестве за столиком в ожидании еды.

Кроме того, она заметила, что Отсо терпеливо лежит под вешалкой, положив морду на ее ботинки. Она совсем забыла, что, наскоро погуляв с псом ранним вечером, взяла его с собой на работу.

Спустя минут сорок Роза стояла во дворе своего дома, отнюдь не горя желанием открыть дверь. Чтобы собраться с мыслями, она еще немного прогулялась с Отсо, хотя пес был уже не прочь перебраться в тепло. Когда уже и ее пробрал озноб, Розе пришлось сдаться.

Отсо прошмыгнул впереди нее и уселся на ковре в коридоре Роза же, почувствовав незнакомый запах, уставилась на мужские зимние ботинки, от которых несло кремом для обуви. Как и утром, ее охватили сомнения и шок, и она вновь ощутила выброс адреналина. Она прислушалась, однако в доме было тихо. Свет со двора слабо освещал кухню и, положившись на него, Роза двинулась вперед. Я крадусь в своем собственном доме? В спальне царил полумрак, кто-то сопел, а Отсо сидел возле кровати, помахивая хвостом.

“Я этого не выдержу!” – прошипела себе под нос Роза. Придерживая дверь рукой, она украдкой посмотрела на профиль спящего. Может, этот мужчина все-таки напоминает ей кого-нибудь, хотя бы капельку? Нет! Надо держаться. В кухне витал запах чего-то вкусного, на плите стояла кастрюля с каким-то блюдом из риса. Роза проглотила всё разом, не подогревая, и почувствовала, что ее вновь охватывает неодолимая усталость. Несмотря на это, она успела заметить, что раковина после готовки была вымыта, но кое-что было не на месте: подставка для ножей была передвинута на другой конец стола.

Роза вернула ее обратно. Потом она хотела было лечь на диван, но ей не улыбалось уступать права собственности на свою кровать. Однако мысль, что ей придется допрашивать незнакомого мужчину посреди ночи, была невыносимой. Завтра будет новый день. Роза разделась и тихонько прилегла на краешек кровати. Несмотря на незнакомца под боком, она на удивление легко заснула.

РОЗА ЗАКРЫЛА ФОТОАЛЬБОМ и затолкала его на книжную полку. Книги много значили для ее отца, они создавали у него чувство наибольшего домашнего уюта, были привычным элементом обстановки. Роза, пробежав взглядом по фотографиям, почувствовала себя как у отца в гостях. Может быть, ей просто нужно подумать о чем-то другом, чем о появлении удивительного незнакомца.

“Папа, я уже ухожу”.

У альбома, который попался на глаза Розе, была обложка под мрамор и шелковый шнурок с кисточкой. Некоторые из черно-белых фотографий были приклеены прямо на картонные страницы коричневым клеем, который с течением времени полностью уничтожил некоторые фото. Роза смотрела, как Лидия смеется в камеру и всему миру, радуясь, что юный отец Розы отчаянно пытается удержать ее, ухватив за подмышки. Лидия и Арво, мать и отец Розы, встретились в 1950-х в бурлящем Мадриде, где отец долгое время работал переводчиком. Так встречаются огонь и лед.

Вообще-то, поскольку она проводила свой день в маленькой конторе за закрытыми ставнями, встреча, скорее всего, вообще не состоялась бы, но, возможно, отец выскочил купить пачку сигарет и арбуз перед сиестой, а Лидия оказалась на том же самом перекрестке, и их руки встретились.

Их страсть была прекрасна. Летом они уже были женаты и переехали в Финляндию. Роза представила, как же ее мама была счастлива, когда выпал первый снег: в синих сумерках нежные ласковые пушинки кружились над ее темноволосой головой. Тогда выпало много снега. А потом еще больше. Он царапал, остужал, валился и лежал так долго, что пламя в сердце Лидии угасло. Отец брал для согрева вино, не в силах смотреть на застывшую жену-испанку. Роза смутно помнила вечера, когда отец, ругаясь и выдирая свои каштановые волосы, пытался пробудить в матери жизнь. Тогда Роза садилась между кроватью и книжной полкой, зажмуривалась и закрывала уши руками. Лидия, в свою очередь, топала ногами, задирала подбородок, как танцовщица фламенко, и заявляла, что будет раз в год ездить домой в Испанию, чтобы зарядиться светом и теплом. Трижды она ездила, возвращалась дважды.

Розе была пятнадцать, когда ее солнцелюбивая черноглазая мать затерялась где-то в большом мире, а отец повесил на кухне люминесцентную лампу.

Временами Роза чувствовала в себе огонь. На кухне она пылала, бросая в котел пригоршни радости и злости, щедро посыпая специями, помешивая варево пальцем и пробуя еду на язык, громоздя при этом эпические груды посуды. За этим следовала вкусная трапеза и Франсиско Таррега[1] или что-то в этом роде. Испания была в музыке, во вкусе пищи. У Розы были волосы ее матери.

“Пока, папа! Увидимся снова через неделю!”

Отец Розы ничего не ответил и вообще никак не отреагировал на ее уход. Он сидел перед телевизором в обшарпанном кресле постарше его самого и, задумавшись, смотрел на Ауликки Оксанен, прекрасную Ауликки Оксанен, которая стояла на сцене, как пробившийся сквозь асфальт одуванчик, и тянула: “Расскажи мне про любовь так, чтоб за душу взяло…”

“Пока, пока, я ухожу!” – крикнула Роза и сорвала кончик вьюна эпипремнума золотистого, стоящего на буфете в гостиной дома для престарелых.

Потом Роза стала думать о любви. Где-то в далекой другой жизни Роза встретила мужчину и вообразила, что он – подходящая для нее партия. Но Роза больше не доверяла своим фантазиям. Возможно, причина была в том, что Роза не знала, какая она на самом деле. Вероятно, огонь матери растопил отцовский лед, а ледяная вода погасила огонь еще до ее рождения. Если огонь и лед не могут существовать вместе, то как они могут уживаться в одном человеке? Да никак. Она стала пеплом и талой водой. И очень, очень одинокой.

Мог ли обнаруженный в кровати мужчина удивительным образом стать лекарством от ее тоски? Или это была попытка заменить того, кто ушел, тем, кто пришел? И, наверное, не случайно мужчина появился именно сейчас? По крайней мере не могла же Роза напрочь забыть человека, разве не так? С другой стороны, ее отец полностью забыл свою жизнь и свою дочь.

Каков бы ни был вопрос, на него был единственно возможный ответ – действие. Дела необходимо было привести к прежнему и – даже большему – равновесию.

ВРАЧ НАКЛОНИЛ ГОЛОВУ и ждал, доброжелательно и не выказывая нетерпения. Роза сидела на стуле из березы с мягкой обивкой и изучала веселенькие шторы кабинета. Дверцы шкафа были облеплены забавными фотографиями животных, однако в его глубине ждали своего часа шприцы, разные медицинские инструменты и длиннющие ватные палочки, чья задача была залезать глубоко в горло.

– Я словно не могу проснуться, – начала Роза. На самом деле она хотела пожаловаться на боли в животе. Из-за этого-то она сюда и пришла.

– Проснуться? – мягко переспросил врач. – Помните, когда подобное случилось впервые?