— Если не закончишь сачковать, Игорек, доложу руководству. Я один просто не смогу! Не вытяну!

Игорек перепугался и бездельничать перестал. И года полтора, может чуть больше, все было нормально. Они работали просто отлично, слаженно, результативно. И им даже помощницу в отдел посадили — милую тихую девушку с невероятно милым именем Маша.

Симпатичная, добрая, отзывчивая, она сразу понравилась Богдану. И спустя какое-то время он начал ловить себя на мысли, что в перерывах неотрывно смотрит в тот угол, где располагался ее рабочий стол. Ловит ее взгляд, ждет улыбки.

— Это ты зря, брат, — сделал однажды кислую мину Игорек Малышко.

— Что зря?

— Знаешь, чем обычно заканчиваются на этой фирме романы?

— Чем?

— Увольнением! — Игорек авторитетно покивал. — Я узнавал, дружище. Народ поговаривает, что прежний состав нашего отдела именно на этом и погорел. Вот так-то… Начальник завел роман с подчиненной, а уволили всех.

— Это ты к чему?

— Это я к тому, что из-за этой козы я не собираюсь лишаться работы. И тебе не советую. Чего ты на нее залип, не пойму! Это же не твой типаж! Ты вспомни Юльку! Там же тут и тут всего было навалом! — И Игорек принялся шлепать себя по бедрам и груди. — Какая девчонка была! А ты взял и бросил ее. А тут что? Костлявая, бледная, с косичкой. Двух слов связать не может. Мекает что-то… Коза!

Богдан ему тогда показал кулак и разговор свернул. Обсуждать Машу с Игорем он не собирался. И роман с ней заводить тоже. О порядках, царящих в конторе, он был наслышан. Ему просто нравилось на нее смотреть, и все. Смотреть-то не возбранялось. Ну и еще голос ее нравился и смех. И то, как она работает.

Но роман с ней заводить он точно не собирался. Так он думал полгода назад…

— Здрасте! — снова фыркнул Игорек, отвлекая его от мыслей о Маше. — Ты что, не помнишь Веру Степановну?!

— Не помню.

Богдан щелкнул мышкой, свернул документ. Важный, между прочим, документ. Ему поручили заниматься этим в обход Игоря. И премиальные солидные обещали. Тот ничего не знал. Узнает, осатанеет от зависти.

— Но как ты не помнишь Веру Степановну?! — Голос коллеги повышался. — Уборщица в школе! Эта мерзкая тетка, которая врывалась на переменах в наш туалет и ловила нас с сигаретами!

— А-а-а, вон ты о ком. Господи, я и думать забыл о том времени. Это было так давно. И уже стало неправдой.

Богдан тут же вспомнил школьные перемены, сигаретные бычки, передаваемые по кругу. Полную бесцеремонную женщину в темно-синем халате со шваброй в руках, врывающуюся в их туалет и выкрикивающую мерзкие слова. Сделалось противно, как тогда. И даже во рту почудился вкус горечи. И стыд обжег уши, которые долго трепал его отец. Укоризненный взгляд матери вспомнился. Та никогда не ругала, просто смотрела так, что хотелось тут же провалиться сквозь землю. Или сделаться невидимым.

— Вспомнил? — Игорек расплел пальцы, поднял руки к потолку, с хрустом потянулся. — Померла Вера Степановна, вот так-то… А не старая еще была.

— Бог с ней. Давай поработаем, а?

Богдан поморщился. Ему правда было некогда. Документ ждут к пяти вечера. А у него и конь не валялся. Еще и от Игоря надо скрытничать.

— Да ладно тебе, трудоголик. Отдохни минутку. Я сейчас кофе сделаю.

И Игорек, энергично выпрыгнув из кресла, помчался за стеклянную перегородку, где размещалась кофейная машина, кулер и шкаф с посудой. Пользуясь его отсутствием, Богдан начал печатать. Успел немало, пока Игорек кофе им готовил и трепался с девчонками из бухгалтерии, тоже явившимися за кипятком. Отвлекся лишь однажды, когда кто-то из них произнес Машино имя. Насторожился, прислушался. Но больше о ней не говорили.

— На вот, подпитай мозги.

Игорек поставил ему на стол кофейную чашку, тут же, конечно, расплескал, едва не запачкав бумаги. Но, кажется, даже не заметил этого. Повернулся к нему спиной и зашагал к своему столу. Богдан стер кофейное пятно со стола бумажной салфеткой. Аккуратно сложил ее в несколько раз и лишь потом бросил в корзину для бумаг. Взял в руки чашку, пригубил. Все, как он любил. Крепко, сладко, горячо.

— Спасибо. Замечательно, — похвалил он Игоря.

— Стараемся, — изобразил тот фальшивую скромность и тут же рассмеялся. — Мне надо было барменом идти работать, Богдаша. Тетка с дядей настояли на юридическом. А я, если честно, тухну тут.

— Не нравится? — удивился Богдан. — Ты вроде очень хотел получить это место.

— Хотел, — не стал тот спорить. — Только не я, а тетя! Я бы лучше кофе варить стал и коктейли смешивать. И с народом общаться. Знаешь, барная стойка — это почти исповедальня. Там столько секретов раскрывается, о-о-о! Стоишь себе, шейкер в руках крутишь и слушаешь, слушаешь, слушаешь… Кстати! Я тут на днях такую смесь придумал! Угощал девчонку одну, она просто пищала. Я в этом деле мастер!

— Коктейли смешивать или заставлять девчонок пищать?

Богдан сдержанно улыбнулся.

Его всегда поражало умение Игоря заводить знакомства. Худой и нескладный, с несимпатичным лицом и невыразительными бледно-серыми глазами, тот мог заговорить, кажется, даже с королевой. И мало заговорить, запросто мог пригласить ее поужинать, и она бы пошла, вот что странно. И отношения у него с девушками складывались легкие и необременительные. Легко сходился, легко разбегался, быстро забывал. У Богдана так не выходило. У него все и всегда заканчивалось сложно. Начиналось, к слову, так же.

— Слышал, наша Маша увольняется?

Игорек откатился в кресле к самой стене, задрал ноги на стол, чашку с кофе пристроил на груди. И уставился на Богдана одним из своих невыразительных отвратительных взглядов, за которые хотелось ему в лоб запустить чем-нибудь.

— Маша? Увольняется? Странно… Она же на больничном была. Чего вдруг?

Он старательно делал вид, что читает что-то с экрана. Пьет кофе и читает. И рассеянно слушает Игоря. И будто новости о Маше его нисколько не трогают. Это как-то не важно. Важно то, что перед ним на экране, вот!

Но на экране не было текста, читать было нечего. Там радужно корчилась яркая заставка для снятия напряжения с уставших глаз. Ядовитые цвета спектра переливались, скручивались кольцами, скользили по экрану. Богдан водил глазами туда-сюда, как если бы читал. Глотал кофе, уже почти не чувствуя вкуса, и делал вид, что жутко занят.

Игорь откровенно заскучал. Его новость не произвела на коллегу никакого впечатления. А он ждал другой реакции. То ли Богдану плевать на Машку, то ли он все знал. А откуда, интересно? Они что же, общаются вне работы? Интересно, интересно…

— Она закрыла больничный лист и написала заявление об уходе, — проговорил Игорек как будто с сожалением. И тут же недовольно фыркнул: — Год закончился. Работы валом. А она увольняется. Коза!

Богдан поставил пустую чашку на подставку. Сдержанно выдохнул, щелкнул мышью, сгоняя с экрана радужные кольца, снова открыл документ. Но потом решил, что должен что-то сказать. И произнес: