– Если Смотрители найдут их, нам влетит, – сказал вечно озабоченный правилами Глен, как обычно говорил, когда она доставала свои сокровища.

Она насупилась.

– Ну и что они нам сделают? Выгонят взашей из-за несчастной подушки?

– Мало ли, – пожал плечами Глен.

– Успокойся, – сказала она. – Их ни за что не найдут. А мне они нужны. Чтобы помнить, какие они, подушки.

– А разве из меня плохая подушка?

Как мило он это сказал.

Беа взглянула на него: кожа да кости. Оба они одинаковы. Даже ее живот, едва выпятившийся во время беременности, сразу же стал впалым. Под ее взглядом Глен неловко и коротко улыбнулся. Она кивнула. Он ответил кивком. Потом, не сводя глаз с Агнес, старательно изобразил длинный, громкий и томный зевок. Агнес тоже зевнула – широко, на целый кулак растягивая рот.

– Завтра важный день, – сказал он. – Мы начинаем переход к Среднему Посту. А по пути будем переправляться через твою любимую реку.

– А поплавать мы сможем? – спросила Агнес.

– Придется во время переправы, так что не сомневайся.

– Когда?

– Наверное, через несколько дней.

– Несколько – это сколько?

Глен пожал плечами:

– Пять? Десять? Сколько-нибудь?

Агнес обиделась:

– Это не ответ!

Толкнув ее, Глен засмеялся.

– Когда придем, тогда и придем.

Агнес насупилась, в точности как Беа.

– Все уложено? – спросила Беа.

– Почти. Тебе незачем беспокоиться.

Беа крепко стиснула подушку у себя на коленях. Подушка отсырела и пропиталась горьким запахом, но Беа было все равно. Она уткнулась в нее лицом, представляя, что передает любовь своему младенцу. Вздохнула и подняла голову.

Агнес наблюдала за ней, обнимая воздух, притворялась, что у нее есть собственная подушка, а может, и свой младенец, и улыбалась так же грустно, как, несомненно, сама Беа.

Хлопотливый и шумный вечер истекал, постепенно затихая.

В лагере у костра остались сидеть лишь несколько членов Общины, а большинство уже ровно дышали в кругу, где спали все вместе. Беа и Глен вытянулись под шкурой оленя-вапити, служившей им постелью. Агнес устроилась, как всегда, в их ногах. Ее рука обвилась вокруг щиколотки Беа, словно лиана.

– А вдруг на Пост пришли посылки с чем-нибудь ценным, – пробормотал Глен. – Может, с хорошим шоколадом или еще с чем.

Беа откликнулась невнятно, но на самом деле ничего подобного она уже не могла есть, не испытывая болезненных ощущений: ее организму теперь вредило все то, к чему она испытывала такую острую тягу в их прежней жизни.

Лучше бы вместо шоколада Глен заговорил о ребенке, которого она только что похоронила. А может, ей только казалось, что она хочет этого разговора. И что бы она ответила? Что смогла бы сказать такого, чего он еще не знает? Хотелось ли ей в самом деле говорить об этом? Нет, нисколько. Что понимал и он.

Она взглянула на Глена и в отблеске костра увидела на его лице надежду. Он знал, что от шоколада такое потрясение не пройдет, но, может, само предположение подействует так, как полагалось бы шоколаду. Она угнездилась в его объятиях.

– Да, кусочек шоколада был бы кстати, – солгала она.

Повсюду вокруг Беа разносились звуки дикого мира, который устраивался на ночлег. Курлыкали кроличьи сычи, хрипло вскрикивал еще кто-то; тени летучих мышей мелькали на фоне неба и звезд. Пока догорал лагерный костер, шипением убаюкивая себя, Беа слышала, как последние засидевшиеся осторожно, вслепую бредут от костра к своим спальным местам и устраиваются там. Кто-то произнес: «Всем спокойной ночи».

На щиколотке Беа ощущала пульсацию крови в горячей сжатой ладошке Агнес. В ее ритме она делала вдохи и выдохи, сосредоточившись на них. «У меня есть дочь, – думала она, – и нет времени хандрить». Прямо здесь и сейчас она нужна кому-то. Она поклялась себе оправиться поскорее. Ей так хотелось. Она должна. Такая у них теперь жизнь.

* * *

Девятая река текла стремительно, едва умещаясь в берегах, и, с точки зрения членов Общины, выглядела совершенно незнакомой, не той, к которой они успели привыкнуть. Настолько другой, что они снова сверились с картой, пытаясь сличить символы на ней с тем, что видели перед собой, и картиной, которую настойчиво рисовала на этом месте их память. Через эту реку они перебирались уже много раз с тех пор, как впервые прибыли в штат Дебри. Выходя к ней в других местах, они даже называли ее медлительной и ленивой, заметив, как часто она лавирует среди камней и земляных холмов, начиная от предгорий и ниже по течению, на заросшей полынью равнине. У Общины имелось привычное место для переправы, которое считалось безопасным, насколько вообще может быть безопасной переправа через реку. Но, похоже, буря изменила очертания берегов, вода затопила островок, куда они перебирались перед попыткой достичь дальнего берега. Он был таким полезным, этот клочок суши. Но теперь исчез под водой, и они уже не знали наверняка, где находится брод. Наверное, та же буря, которая задерживала их по другую сторону гор с прошлого лета, перекроила и эту реку.

По узкому скальному карнизу они спустились сначала сами, потом свели детей на почти несуществующий берег, где зелень имела характерный оттенок, встречающийся почти исключительно по берегам рек. Травы, мхи, цепляющиеся за жизнь деревца, такие тоненькие, что можно переломить двумя пальцами, с кремово-зеленым мельтешением молодой весенней листвы. Они спустились вниз, передавая по цепочке из рук в руки скатки с постелями, мешочки с мясом – копченым, вяленым, пеммиканом, – вышелушенными из шишек кедровыми орехами, драгоценными желудями, диким рисом и пшеницей-однозернянкой, горсткой дикого лука, разобранную коптильню, сумки с личными вещами, охотничьи луки и стрелы, мешок с долблеными из дерева мисками для еды и отщепами дерева и камня, служившими им столовыми приборами, драгоценный ящичек с драгоценными ножами, Книжный Мешок, Чугунок, Инструкцию, мешки с мусором, которые они тащили с собой, чтобы Смотрители на Посту взвесили и выбросили его.

Вывороченное с корнями дерево, уже лишившееся коры и веток, запрыгало в воде, проносясь мимо, хотя нигде поблизости деревья не росли. Должно быть, его приволокло из предгорий, смытое с места неожиданно мощным напором воды. На более медлительной реке или даже более медлительной части этой же реки бревно затянуло бы в водоворот выше по течению или вынесло бы на берег. А здесь его принялось мотать по порогам. Тем самым порогам, которых во время предыдущих переправ они даже не замечали – когда уровень воды был низким и буруны выглядели шапочками негустой пены на камнях в речном русле. Они посмотрели, как очередной древесный ствол полетел через перекаты кувырком, после чего Кэролайн сделала первый робкий шаг в воду.

Кэролайн во время переправ через реки была у них за разведчика. Она тверже всех держалась на ногах. Центр тяжести у нее располагался ниже, чем у остальных. Пальцы ног цепкостью не уступали пальцам рук – прекрасные пальцы, долгие годы стиснутые туфлями в Городе и пропадавшие зря. Кэролайн больше остальных знала о том, как ведет себя вода. У нее хорошо получалось улавливать смысл в том, что для других выглядело сумбуром.