– Нана Константиновна, вас хочет видеть ЛюбовьГригорьевна, – сообщила секретарь Влада.

– Какая Любовь Григорьевна? – недоуменнонахмурилась Нана.

– Ну Любовь Григорьевна, – повторила Владаспециальным голосом, который прорезался у нее всегда, когда речь заходила о владельцеиздательства Александре Филановском и членах его семьи. В данном случае речьшла о тетке шефа.

– Ах да. А что случилось?

– Не знаю. Она позвонила из машины, сказала, что ужеподъезжает и хотела бы с вами переговорить.

– Конечно, Влада. Я буду у себя. Как появится – проводисразу же. И сделай мне чаю погорячее, с лимоном.

Положив трубку, Нана достала из ящика стола зеркало. Божемой, ну и видок у нее! Глаза красные, лицо отечное, нос, и без тогонемаленький, стал, кажется, еще больше. Ну точно, у нее либо грипп, либосильная простуда. И как быстро эта хворь на нее налетела! Ведь еще два часаназад, перед началом совещания, она смотрелась в зеркало и ничего необычного неувидела, более того, даже осталась довольна своим внешним видом.

Влада принесла чай, который Нана выпила медленно, маленькимиглоточками. Глаза заслезились еще сильнее, но горло, кажется, поутихло. Может,послать Владу в аптеку, пусть купит что-нибудь подходящее, болезнь лучше всегозадавливать в самом начале, тогда с ней легче справиться. Она снова потянуласьк телефонной трубке.

– Влада, раздобудь мне какое-нибудь лекарство отпростуды и гриппа.

– Это для вас?

Вопрос был не случайным, девушка хотела выяснить, нужно либежать в аптеку срочно, прямо сейчас, или лекарство требуется начальнице впринципе, к моменту ее ухода с работы.

– Да, я что-то расклеиваюсь прямо на глазах. Тебеудалось договориться о переносе встречи?

– Да, Нана Константиновна, они приедут к трем.

– Спасибо.

Ну вот, уже легче. В четыре она, бог даст, освободится и поедетдомой. Нана открыла ежедневник и просмотрела записи до конца недели. Надо всеразметить и оставить Владе, она знает, что нужно делать в таких случаях. Онауже занесла над страницей карандаш, когда поняла, что ничего не понимает. Видиткаждую букву в отдельности, но как-то не очень отчетливо, и в осмысленные словаэти буквы ну никак почему-то не складываются. Температура поднялась, что ли?

В приемной послышались тяжелые уверенные шаги, распахнуласьдверь, и на пороге кабинета возникла тетка шефа, Любовь Григорьевна. Высокая,худая, дорого и модно одетая, она все равно казалась суровой и бескомпромиссной«училкой», которую дети боятся и ненавидят. Стильно подстриженные седые волосы,холодные глаза за стеклами очков в оправе от Шанель, жесткие сухие губы, и всяона – олицетворенная требовательность и строгость.

– Добрый день, Нана. У вас найдется для меня четвертьчаса?

– Проходите, Любовь Григорьевна, – Нана жестомуказала на мягкое кресло. – Я вас слушаю. Что-то случилось? У васпретензии к охране или к водителю?

Это было единственное, что пришло ей в голову, когда Владасказала, что Любовь Григорьевна хочет зайти. Ну а зачем еще ей заходить круководителю службы безопасности крупного издательства? Вряд ли докторапедагогических наук могут заинтересовать чисто коммерческие нюансы приобретенияее племянником типографии в Подмосковье или далекоидущие планы по переманиваниюперспективных авторов. Наверняка все дело в охране или водителях, которыенаходятся в ведении Наны Константиновны Ким.

Филановская тяжело опустилась в кресло, но тут же выпрямиласпину, сдвинула колени и посмотрела на Нану взглядом одновременно отрешенным инадменным.

– Нет, у меня дело конфиденциального свойства. Нопрежде чем я его изложу, вы должны дать мне слово, что мои племянники ничего неузнают.

– Если это касается работы издательства, то я такогослова дать не могу.

– Работы издательства это никоим образом не касается.Это внутрисемейное дело.

– Тогда почему вы пришли ко мне, Любовь Григорьевна? Я– начальник службы безопасности издательства, а не семейный адвокат и ненотариус.

Больше всего в этот момент Нане хотелось отделаться отпосетительницы. Головная боль быстро нарастала и стала уже почти непереносимой,кроме того, заложило нос и начался озноб. Если у внезапно заболевшего организмаеще остался какой-то ресурс прочности, то его нужно поберечь для двух деловыхвстреч, которые никак невозможно отменить, и было смертельно жалко тратить этотдрагоценный ресурс на какое-то внутрисемейное дело. Как на соревнованиях,мелькнуло в голове у Наны, когда неудачно упадешь и чувствуешь острую боль вколене или бедре при каждом движении, и понимаешь, что осталось откатать ещеполовину программы, и в этой второй половине, помимо всего прочего, два сложныхпрыжка и одно вращение, и ты просто не вытерпишь такую боль, если постараешьсявыполнить все запланированное, и нужно быстро, на ходу, перестраиваться ирешать, какие элементы попытаться все-таки выполнить, а какие упростить, чтобысохранить силы для сложных, за которые судьи дадут побольше баллов. Например,вместо каскада из двух тройных прыжков прыгнуть «три – два», тогда хватит силсделать во вращении больше оборотов.

– Вы – начальник службы безопасности, – ровнымголосом повторила за ней Филановская, – и это позволяет мне надеяться, чтов вашем распоряжении есть сотрудники, умеющие выполнять деликатные поручения.Ведь есть?

– Есть, – кивнула Нана. – О каком порученииидет речь?

– Нужно найти одного человека.

– Зачем?

– Он… – Филановская на мгновение задумалась, словноподыскивая приемлемую формулировку, – он, скажем так, обладает сведениями,разглашение которых может нарушить мир и спокойствие в нашей семье. Это неимеет отношения ни к деньгам, ни к бизнесу, это абсолютно внутрисемейное дело,из-за которого мы все при неблагоприятном исходе можем перессориться.

– И все-таки, Любовь Григорьевна, кто этотчеловек? – настойчиво спросила Нана.

– Речь идет об отце моих племянников.

Фу ты, господи, ерунда какая, а она уже испугалась. Значит,об отце. Ладно, с этим она как-нибудь справится.

– Вот, – Любовь Григорьевна протянула Нанезаклеенный конверт, – там все сведения, которыми я располагаю. Больше мненичего не известно. Разумеется, работа будет должным образом оплачена. И ещераз позволю себе напомнить, что мои племянники не должны об этом знать.

Нана молча взяла конверт. В голове мутилось от боли, глазапочти ничего не видели. Пусть Любовь Григорьевна уже скорее уходит.

– Вы нездоровы? – В голосе Филановской прозвучалонеподдельное сочувствие. – У вас совершенно больной вид.

– И самочувствие такое же, – Нана попыталасьулыбнуться. – Как вы собираетесь скрыть от Александра Владимировича свойвизит ко мне? Вас же куча народу видела в издательстве, и водитель, который васпривез, знает, что вы здесь были, и моя Влада знает, что вы приходили ко мне.