– Папа тоже дома? – дрогнувшим голосом спросилаНадя.

– Нет, папа поехал в больницу, куда Громова увезли.Все-таки ведущий актер, занят во всех гастрольных спектаклях, и надо понимать,какие перспективы, оправится ли он к гастрольному сезону или надо вводитьдругого актера. В Москве можно репертуар скорректировать, а на гастроли-то надовезти самое лучшее. Папа, конечно, в ужасе, так что тебе, считай, пока повезло,ему не до тебя. Но мама!..

Люба вскинула руки, пытаясь жестом передать всю степеньнегодования, в которое впала Тамара Леонидовна.

Ну и ладно. Раз так – значит, так тому и быть. Все равнопридется признаваться, так уж лучше сейчас.

Надя переобулась в домашние тапочки и решительно двинулась ксебе в комнату. Однако не успела она пройти и двух шагов, как из гостинойдонесся хорошо поставленный голос матери:

– Надежда, это ты пришла?

– Я, мам, – откликнулась девушка.

– Иди сюда.

Надя вошла в комнату, пытаясь выглядеть спокойной иодновременно стараясь побыстрее определить настроение матери. Настроение,похоже, было – хуже некуда, не зря же мама назвала ее Надеждой, а не Наденькой,как обычно. Тамара Леонидовна, в свои пятьдесят выглядящая лет на тридцатьпять, без единого седого волоса в длинных густых темно-русых кудрях, сидела вкресле, облаченная в лиловый атласный пеньюар с рюшами. Спина прямая, головагордо поднята, в изящной руке – дымящаяся сигарета, вставленная в тонкиймундштук. Воплощенная неприступность и бескомпромиссность. В общем, понялаНадя, ничего хорошего ее не ждет.

– Где ты была? Только не ври, что на комсомольскомсобрании. Так где же? Откуда ты явилась в одиннадцать часов?

– Я была… с мальчиком… ну, то есть с молодым человеком.

– Неужели? И давно ты с ним знакома?

Правду Надя говорить и не собиралась, иначе сразу выяснится,что она соврала не только сегодня, но делала это систематически на протяжениинескольких месяцев.

– Со вчерашнего дня. Знаешь, мама, он такой славный.Хочешь, я приглашу его к нам? Ты с ним познакомишься и сама увидишь, какой ончудесный.

Лицо Тамары Леонидовны заметно смягчилось, теперь оновыражало живейший интерес. Уже не так важно, почему дочь солгала, гораздоважнее, что за мальчик у нее появился.

– Ну, насчет приглашения к нам – я бы спешить нестала, – в голосе матери появились царственные интонации, – можетбыть, он тебе скоро разонравится, так что и огород городить ни к чему. А ктоон? Ваш, консерваторский?

– Нет, он художник.

– Как интересно! – Тамара Леонидовна похлопалаладонью по стоящему рядом дивану. – Иди-ка сюда, сядь, расскажи мне о немподробнее. Как его зовут?

– Сережа. Сергей Юрцевич.

– И сколько ему лет?

– Ну… он старше меня.

– Намного?

– На четырнадцать лет.

– На четырнадцать лет? То есть ему тридцать четырегода? Господи, Надюшечка, да он для тебя старик!

Надюшечка. Значит, мама уже не сердится, наоборот, онаготова к доверительному разговору. Вот и отлично.

– Ой, мама, – Надя сморщила носик, потянулась кматери, прижалась щекой к ее обтянутому прохладным атласом плечу, – ну авы с папой? Он тебя на двенадцать лет старше, и ничего.

– Сравнила! Впрочем, ладно… – Тамара Леонидовназагасила сигарету и повернулась в кресле так, чтобы видеть дочь. – И что,чем он занимается, этот твой Сережа?

– Я же сказала, он художник. Пишет картины.

– Он член Союза художников? У него своя мастерская?

– Нет… Он просто художник, учился в Мухинском училище вЛенинграде.

– Интересно. Чем же он на жизнь зарабатывает? Если быего картины продавались, я бы слышала его имя. Как ты сказала? Юрцевич? Нет, неслыхала. На что же он живет?

– Мам, я только вчера с ним познакомилась, откуда жемне знать? Неудобно у человека с первой же встречи спрашивать про деньги,правда? Кажется, он преподает в какой-то художественной школе.

Надя отлично знала, что это только часть правды, но в ееситуации правду и надо выдавать частями, маленькими такими порциями, иначеможно на корню все дело загубить.

– Это неплохо, – задумчиво протянулаФилановская-старшая. – А что же он не женился так долго? Тридцать четыре –это уже солидный возраст, в тридцать четыре года у меня, например, было уже двоедетей, Любочке было десять, а тебе – четыре годика.

Но Надя и к этому была готова. Только осторожно, частями…

– Во-первых, когда папа на тебе женился, ему тоже былотридцать четыре, ты не забыла? И до тебя он ни на ком не был женат.

– Ты не сравнивай, – строго ответила мать, –ты вспомни, какое тогда было время! Тридцатые годы – это не то, что сейчас, вто время и до сорока лет не жениться считалось нормальным. Люди не о семьях илюбви думали, а поднимали социалистическое хозяйство, преодолевали разруху, электростанциии дороги строили. А что во-вторых?

Ну вот, теперь самое главное. Только бы не ошибиться, ничегоне испортить.

– А во-вторых, Сережа был женат.

– Был? То есть он в разводе?

– Да.

Ну какая разница, в конце концов? Он разведется через три-четыремесяца, и то, что Надя сейчас сказала матери, станет чистой правдой. Совсемнеобязательно признаваться во всем сегодня. А когда Сережа оформит развод ипройдет еще какое-то время, никому уже не будет дела до того, когда именно этопроизошло, осенью шестьдесят восьмого года или весной шестьдесят девятого.

– И дети у него есть?

– Д-да… кажется…

Не говорить же маме, что Сережина жена беременна и скорородит. Получится, что он не просто развелся, а бросил беременную женщину одну втакой трудный период. Это уж совсем некрасиво, Надя это понимала, поэтомудолжным образом относилась к тому, что Сергей собирается разводиться толькопосле того, как родится ребенок.

– Мальчик, девочка? – продолжала допрос ТамараЛеонидовна.

– Не знаю, мам, мы же только вчера познакомились.

Да, этот момент Надя не продумала. Действительно, кто можетзнать, мальчик родится у Сережи или девочка? А отвечать надо уже сейчас. Ладно,пусть она пока якобы этого не знает, но ведь, если познакомить Сережу сродителями, они спросят у него, и что ему отвечать? Он-то не знать не может.Хорошо, если угадает, а если нет?

– Значит, алименты, – задумчиво протянулаФилановская. – Ну и зачем тебе такое сокровище? Нищий живописец,разведенный, с алиментами. Нет, и думать забудь о нем, и не надо его сюдаприводить, очень надеюсь, что в самое ближайшее время ты сама поймешь: он тебесовершенно не подходит и не надо с ним встречаться.