В институте не появлялся. Во-первых, что ему там делать? Пятый курс, народ ставил дипломные спектакли, а ему вроде как и незачем, да и надоело. А во-вторых, не хотел встречаться с Дашей.

Она позвонила один раз, еще осенью, спросила, как он, куда пропал. Игорь вежливо отговорился занятостью.

После ее звонка почувствовал неловкость, даже стыд. Был порыв извиниться перед Дашей, он даже письмо ей написал, но не отправил, засомневался, а надо ли?

Потом звонили ребята с курса, приглашали на свои спектакли. Иногда он ездил, но вместе с женой. Дашу видел мельком, она ни разу не подошла, маячила вдалеке.

Он никогда не понимал, зачем Даша поступила в театральный вуз. Она стабильно получала «отлично» по всем предметам, но при этом ни как актриса, ни как режиссер ничего собой не представляла. За все пять лет ни одной серьезной работы. То есть в этом они были похожи. Все ее сокурсники так или иначе связывали свою жизнь с театром, большинство работали в провинции действующими режиссерами, вели студии, подвизались в народных театрах, занимались с детьми. Их выбор был понятен. Но она?

Хотя какое ему дело?

Он пожимал плечами и снова переставал думать о Даше.

Игорь уже уверенно поднимался по карьерной лестнице, о своем увлечении театром вспоминал с иронией. «Мне бы еще в балет пойти», — говорил он друзьям.

Изредка интересовался успехами своих бывших сокурсников, а встречался редко, только когда ездил в гости к мастеру. Тот много болел, жил одиноко, поэтому его часто навещали ученики.

В один из приездов Игоря мастер посоветовал ему сходить на премьеру спектакля, поставленного его бывшим студентом. Игорь особо не хотел, во-первых, пьеса ему не нравилась, а во-вторых, театр находился в Подмосковье; долго добираться, чтоб посмотреть участников художественной самодеятельности? Увольте!

Да еще, как назло, машина была в ремонте, а безлошадному — тащиться за сто верст киселя хлебать, такое счастье Игорю вовсе не улыбалось. Посоветовался с женой, она ехать отказалась, сославшись на занятость, да и ему не советовала. Он бы и не поехал, но накануне позвонил мастер и напомнил о спектакле.

После работы, чертыхаясь, Игорь отправился на вокзал, трясся полтора часа в электричке, потом искал этот самый театр, на поверку оказавшийся заурядным клубом. Игорь почему-то был уверен, что не встретит никого из своих знакомых, но, на его удивление, явились почти все сокурсники. И среди них была Даша. Они поздоровались сдержанно, не сказав друг другу и двух слов. Но он снова заметил тот самый собачий взгляд, поспешно отошел в сторону, занял место подальше от нее.

Спектакль, как Игорь и предполагал, вышел дрянным. Он успел тысячу раз пожалеть о зря потраченном времени. Его раздражали восторженные разговоры вокруг, ахи и незаслуженная похвала. Неуместные восторги, вся эта театральщина, которой он не любил.

Но что делать, режиссер был хорошим парнем, страшно переживал за свое творение, актеры нервничали, публика — все свои, старались подбодрить, хлопали неистово, кричали «браво», вызывали неоднократно. Естественно, после премьеры, как водится, все остались на банкет, чествовали режиссера, тот был вне себя, бледнел, краснел, пил одну рюмку за другой, жал всем руки, благодарил. Игорь включился в общий хор, похвалил за смелость, мол, такая сложная пьеса — и такое неожиданное решение…

Ну, выпил, настроение немного улучшилось, поговорил с мужиками «за жизнь». Выяснил, что назад поедет не один, а в большой компании. Даже развеселился.

Дашка подошла тихо, тронула за руку, улыбнулась заискивающе:

— Я так рада тебя видеть…

— Отлично выглядишь! — он отвесил дежурный комплимент и хотел ретироваться, но Даша удержала.

— Хоть расскажи, как ты? — робко спросила она.

— Да все нормально, работаю в пиаре, пока нравится.

— Ах, как это замечательно! — почему-то восхитилась Даша. Ее похвала польстила Игорю, он и сам себе нравился, если честно. Захотелось похвастаться. Он начал рассказывать о себе, увлекся, смеялся, размахивал руками, приплел, конечно, как без этого? А она слушала, восторженно глядя на него.

— Я видела тебя по телевизору, — выдала она.

Он даже крякнул от неожиданности. Да, его как-то пригласили на передачу…

— Ты так телегеничен! И дикция у тебя прекрасная!

— Хм, спасибо, — не без удовольствия поблагодарил он, — а ты сама-то как? — спохватился Игорь.

Она опустила глаза:

— Ну, я решила заняться филологией, вот сейчас учусь в университете, тем более это у меня вторая «вышка», так что всего три года…

— Театр, значит, забросила? — уточнил Игорек.

— Какая из меня актриса, — вздохнула Даша, — да и режиссер тоже… Ты же знаешь.

Он ничего не сказал, кивнул многозначительно, соглашаясь.

На станцию пошли все вместе, толпой, Даша семенила рядом, счастливая, держала его под руку и говорила, говорила…

— Что же ты никогда не зайдешь в гости? — спросила она.

— Да как-то не складывается…

— А ты заходи, посидим, поболтаем.

— Как-нибудь, — пообещал он, — непременно.

Даша не удовлетворилась таким ответом. Достала блокнотик, записала адрес, телефон и даже схему проезда нарисовала.

— Я так скучаю, — и снова ее щенячий взгляд.

Он смутился, оглянулся воровато, но никто не обращал на них внимания, народ веселился, шумел, говорил.

В электричке Даша сидела, тесно прижавшись к нему боком, от нее исходило тепло, пахло какими-то духами, маленькая ручка лежала на его руке, прядка волос, выбившаяся из тугой прически, щекотала его щеку. Он разволновался, вспомнилась та единственная ночь, когда он был с ней. И хотя воспоминание было смутным, волнение не покидало, сладко замерло внизу живота, Игорь почувствовал желание. Скосил глаза, заметил, как порозовели Дашины обычно бледные щеки. Вздохнул и не отстранился.

Он поехал провожать ее до дома. У подъезда девушка поднялась на цыпочки и робко потянулась к нему губами. Он склонился и поцеловал ее, волнуясь все сильнее.

— Никого нет, — быстро шепнула она, — зайди, хоть на минуту!

И он пошел за ней, как привязанный.

И снова были быстрые объятия и ее всхлипывающий шепот в темноте, и постыдное бегство, едва объятия разомкнулись.

Пришлось брать такси, на метро Игорь уже не успевал. Ехал домой опустошенный, встревоженный, не ругал себя, не уговаривал, хотя чувствовал себя последней скотиной.

Дома было еще хуже. Он не мог смотреть жене в глаза. Она тоже пришла поздно, уставшая, спросила о спектакле. Он ухватился за этот вопрос, принялся ругать и спектакль, и режиссера, и труппу. Все, что угодно, только бы жена не обратила внимания на его состояние.