Несмотря на всю свою шустрость, подстегиваемую страхом, я понимал: вскоре меня обездвижат и не простят ударов между ног и в глаза, а также вырванных волос, ну и так далее. Хорошо – у них почему-то не было ножей. Я уже панически начал прощаться с жизнью, как вдруг раздался характерный лязг стали выхватываемого из ножен меча и окрик:

– Всем стоять!

Как по мановению волшебной палочки, сцена из динамической вновь перешла в статическую (во какие слова я по физике знаю). Только теперь столы были опрокинуты, а мужики раскорячены кто как, с всклокоченными волосами и бородами набекрень. Только два человека выглядели пристойно: владелец кабака за стойкой и воин в дверном проеме. Судя по обнаженному клинку, он только что остановил мое смертоубийство. Первым моим порывом было кинуться к нему на шею и просить защиты, но, наученный недавним опытом, я решил просто занять равноудаленное от всех место под стойкой бара.

– Что за бедлам? – последовал второй, не менее строгий и краткий вопрос.

Стоящий за стойкой круглощекий трактирщик угодливо объяснил:

– Да вот, уважаемый десятник, в трактир какой-то шальной эльф угодил, мужички и взбеленились, хорошо еще, что по закону ножи все у меня оставлены. Иначе не миновать бы кровушки.

– Да вы что, белены объелись? Какой паскудный эльф посмеет сюда притащиться? Да и где ж вы его прячете? – При этом ратник щурился, пытаясь рассмотреть в плохо освещенном помещении эльфа.

Мужички тем временем постарались незаметно рассосаться по местам, смешно усевшись чуть не по трое на один стул, а один толстенный детинушка сумел как-то втиснуться за стол, почти вплотную приставленный к стенке, и теперь его брюхо было передавлено ровно пополам столешницей. Это недвусмысленно говорило о том, что в кабак заглянуло какое-то местное военизированное начальство, типа блюстителя порядка. А, как известно, ничего хорошего от таких блюстителей простому люду ждать не приходится, что уж говорить о выродках типа меня?

– Так вот он прямо перед стойкой и стоит… – немного растерянно стал оправдываться трактирщик.

– Вот это чудо? – удивленным голосом переспросил воин и сделал шаг вперед, рассматривая меня.

Я лихорадочно пытался просчитать пути отступления и понимал: если против лома нет приема, то против меча и подавно. Так что приходилось стоять и молчать как мышь.

– Не-ет, это не эльф! – рассмеялся военный. – Это урод какой-то. Где вы видели эльфа, который вам в пуп дышит? Они ж меня на голову выше! Может, дите… но у них, считай, детей не бывает, они ж почти вечные… пока мы их не упокоим! – еще раз неприятно загоготал он. А вам было бы приятно, когда над вами гогочет какой-то разряженный гусь и примеривается метровым разделочным ножом начать исправлять ваши уродства?

– Не-ет, не бывало еще рыжего, конопатого и кудрявого эльфа! Но уши и впрямь солидные, правда, какими-то лопухами торчат. Есть, конечно, средство наверняка проверить… – продолжал рассуждать вояка. – Слушай, Фрол, у тебя же гусли были, тащи их сюда…

Я лихорадочно пытался вспомнить, что это такое. Кажется, какой-то струнный музыкальный инструмент. Мне припомнилось, что эльфы в книжках поют волшебными голосами… что за бред? Я, конечно, умел дергать пару струн на гитаре и орать три песни чуть лучше, чем мартовский кот (а если честно, то чуть хуже… или даже не чуть), и поэтому обычно не рисковал показывать свои таланты. Господи, как мне хотелось заорать на них всех: «Вас не может быть! Потому что так не бывает!» Но перед моими глазами матовыми отблесками переливалось наточенное как бритва лезвие почти с меня длиной, так что все мои возражения так и остались невысказанными.

А вскоре в моих руках оказался довольно занятный инструмент: много струн из жил натянуты на деку довольно объемистого короба, а посередине отполированная до зеркального блеска серебряная пластина. Мало что я обалдел от такой музыкальной техники, меня еще посетил шок от того, что я увидел в отражении серебряной пластины. На меня смотрела совершенно гротескная образина: немного раскосые, хитрющие и зеленющие эльфийские глазищи на блинообразном, конопатом лице с почти абсолютно круглой картофелиной носа. Вся рожа была обрамлена огненно-рыжими нечесаными кудрями, увенчанными парой спинакеров просто ошеломительных ушей. Для тех, кто не знает, что такое спинакер, лучше и не знать – мне и так позора хватит. Хотя нельзя сказать, чтобы оригинал не был узнаваем в этом творении чьих то шаловливых ручек.

Из культурно-физиогномического шока меня вывел нетерпеливый оклик:

– Ты будешь играть, чучело огородное?

Надо отдать должное – сравнение оказалось весьма точным. Я вздохнул и, дернув струны, понял: больше пары связных нот из этого ящика не вытащу. Поэтому, наплевав на все, только предупредил:

– Сами напросились… – и пошире разинув рот, во всю мощь своих тщедушных легких самым противным голосом, на какой только был способен, фальшиво заревел. – Районы, кварталы!.. Жилые массивы! А я ухожу, ухожу красиво!..

Не успел я проникнуться мыслью, как бы и мне вот так красиво убраться отсюда, как гусли вылетели из моих рук, а вояка раздраженно заявил:

– Я ж говорил! – После чего сграбастал меня за шиворот и вышвырнул в открытый дверной проем на улицу. Вслед только донеслось: – Урод, пачкаться неохота. Такой же эльф, как я маг…

Дальше я ничего не расслышал, так как с громким чмоканьем приземлился обратно в ту же лужу, из которой начал свое турне по этому «очаровательному» мирку. Судя по захлопнутой двери, никто меня пока преследовать не собирался, и я решил устроить мозговой штурм прямо тут, посреди водоема. Теплая грязь мне не мешала, а прежде чем двигать куда-то ноги, нужно было уяснить, как это сделать с наибольшей для себя выгодой и безопасностью.

Итак, я оказался в личине недоделанного эльфа в какой-то недоделанной стране, где столь же недоделанный народ их просто ненавидит. Нет, что-то я не того…

Мои руки сами по себе со всего маху шлепнули по грязи, а из горла вырвался крик:

– Не-е-ет! Так не бывае-ет! – Затем те же руки стали колошматить меня по голове. Все это сопровождалось воплями. – Проснись! Ты бредишь! Какие эльфы! На дворе двадцать первый век! Электричество, машины, компьютеры! Ма-а-ама! Я домой хочу! Забери меня отсюда, я все прощу… то есть, я слушаться буду! Слы-ы-шишь?!

«Шиш, шиш, шиш» – отдавалось эхом в пустом мозгу, а эта чертова реальность в виде средневековой деревни никуда не желала рассасываться. Приступ истерики все же отпустил, и я увидел, что своими воплями привлек внимание окружающих: напротив меня, засунув чуть не по локоть палец в рот, стоял сопливый, чумазый пацан, одетый в простую длиннополую рубаху.

– Ты чо? – спросил он меня, когда я замолчал.

– Чо-чо, ничо! Хочу харчо! – зло ответил я.

– Чо орешь-то, как резаный?

– Хочу и ору, твое какое дело? Сам-то чо пальцы сосешь, недоросль деревенский!

– А-а! Так зуб качается, вот я его и шатаю. Бо-ольно! – не обиделся на «деревенского недоросля» пацан. – Так ты чо делаешь-то?