в них иглами, выглядели и жутко и прекрасно. С одной стороны сами веточки были красивы, но, приглядевшись к тому месту, где они касались головы, чувство прекрасного отступало перед неестественностью. Шероховатость головы, трещинки и местами сухая кожа с выросшими из неё подобно рогам ветками напоминала образы тех больших, бесшерстных животных, которых лучше рассматривать издалека, нежели приглядываться к ним с близкого расстояния. В несомненной красоте кончиков веточек терялись их корни, начинавшиеся так, как начинается у носорога рог или как у слона – хобот. Странно и непривычно. Своим орлиным взглядом Ломпатри вмиг разглядел лицо нуониэля во всех деталях. Сказочное существо оказалось почти стариком, по людским меркам лет пятидесяти четырёх, пятидесяти пяти. Лицо покрывали немногочисленные, но глубокие морщины. Под густыми бровями, то ли из толстых зеленоватых волос, то ли из тонких коричневатых травинок, рыцарь различил спокойный взгляд, устремлённый прямо на него. Ломпатри еле-заметно улыбнулся: ведь нуониэль послушался и снял капюшон. Победа одержана ещё до начала схватки! Но в тот же миг нуониэль медленно перевёл свой взгляд чуть ниже, прямо на кирасу, закреплённую за спиною рыцаря на крупе лошади. Там лежала та самая дорогая сердцу и действительно хорошая кираса, в которую рыцарь облачился бы, замени Воська вовремя кожаные ремешки, стёршиеся от износу и порвавшиеся ещё две недели назад. Ломпатри и сам глянул на свою кирасу. Огрызок старого кожаного ремешка торчал в сторону прямо из-под начищенного до блеска металла. Дороговизна доспеха была видна за версту, и то, что этот доспех лежал упакованным на лошади, а не защищал грудь рыцаря, который собирался силой решать вопрос на перекрёстке дорог, говорило о многом: вся судьба последнего года странствий рыцаря отчётливо читалась в этой бесхозной кирасе со старыми ремешками. И когда Ломпатри вновь глянул на нуониэля, рыцарю стало понятно, что это не он, а сказочное существо только что одержало победу в битве, которая неизменно происходит до самого сражения и решает исход оного.

Деваться некуда: меч обнажён, и момент требовал сражения. Но тут произошло то, что отложило смерть Ломпатри и определило его дальнейшую судьбу. Из-за поворота за холм в солнечной дымке песчаной дороги показался всадник. Он стремил своего коня рысью прямиком к перекрёстку. В руках он держал синий стяг с белой стрекозой. На конце стяга красовалась длинная синяя лента, развивающаяся по ветру аршина на три за всадником. В Вирфалии такие ленты вешали на стяг в том случае, если сам представитель рода лично присутствовал в отряде. Приблизившись к перекрёстку, всадник остановился. Ломпатри заметил, что нуониэль всё так же смотрит на него самого и не отводит взгляд ни на миг. «Боится, что если отвернётся, я сразу же атакую его, – подумал Ломпатри. – Видать, матёр». Не успела пыль осесть, как из-за холма появилась группа всадников, человек в тридцать. Когда они подъехали к перекрёстку, от них отделился один в красивом шлеме, увенчанным белыми перьям. Он расстегнул шлем, снял его, а затем снял и подшлемник, которым вытер свою облысевшую голову. Это был рыцарь Гастий из рода Аркиров – двадцатилетний парень, унаследовавший от своих предков как лысину, так и дурной нрав вкупе с абсолютно непримечательной историей своей фамильной линии. Всё же, несмотря на спесь, присущую всем из его рода, Гастий, как и подобает настоящему рыцарю, заговорил первым. По рыцарским законам поведения именно подъехавший рыцарь должен первым приветствовать всех, кто уже закончил движение к месту встречи и ожидает последнего.

– Счастлив видеть всех вас, путники, – громко произнёс Гастий своим звучным, но неприятным тоном. Ломпатри покоробило то, что этот вирфалийский рыцарь, обратился не к нему в частности, а ко всем присутствующим. В прошлой жизни Ломпатри не оставил бы подобное отношение безнаказанным даже от представителя самого невоспитанного рода, каким и слыл род Аркиров.

– Премного рады, – ответил Ломпатри, как подобает по всем правилам. – Наше счастье столь же огромно, как ваше, господин Аркир.

– Гастий Аркир, к вашим услугам, – отвечал лысый рыцарь. С каждой секундой Ломпатри терял самообладание: этот нахал ответил на фразу, но не добавил в конце требуемого всеми писаными и неписаными правилами обращения «господин». Для дуэли этого может быть и маловато, но требовательного к этикету Ломпатри формальности никогда не останавливали. Однако сейчас, когда за спиной этого зелёного пострела блестело на солнце три десятка копий, Ломпатри проглотил оскорбление. Но это стоило ему очень дорого: теперь нерасторопный владыка провинции Айну стал противен сам себе.

– Среди вас есть одна дрянь, которую некоторые называют сказочной, – снова заговорил Гастий, глядя на стоявшего к нему спиной нуониэля. – Пусть нелюдь назовёт себя!

Нуониэль спокойно повернулся к Гастию. Тот старик, спутник нуониэля, что разговаривал с Ломпатри, поспешил к молодому рыцарю.

– Господин Аркир, будьте милосердны, – начал он, касаясь сапога Гастия. Спесивый рыцарь вынул ногу из стремени и ударил старика сапогом в грудь. Тот упал в дорожную пыль и закашлял, жадно хватая воздух. Второй старик подбежал к своему товарищу и стал оттаскивать его с пути.

– Оставь, Говруша, – сопел упавший старик своему другу. – Не дай им этого сделать. Его спасай!

– По закону этой земли, ты должен быть полонён! – снова заговорил Гастий с нуониэлем. – Ты отправишься с нами в Анарон, где выяснят человек ты или тварь.

Ломпатри молча наблюдал за происходящим, но с каждым словом Гастия что-то странное происходило в его душе. Старый рыцарь был унижен и оскорблён всем своим бедственным положением, которое терпел почти год. Теперь же к этому добавилось и пренебрежительное отношение рыцаря, который бы раньше почёл за честь просто находиться с Белым Единорогом в одном помещении. Но больше всего Ломпатри коробило то, как этот лысый урод говорил с нуониэлем. С тем, кто только что одержал победу, сделав всего лишь один взгляд на неготовую к бою кирасу. Как человек, провёдший множество победоносных битв, Ломпатри обладал чутьём, непостижимым прочим людям. Рыцарь знал, какой человек стоит перед ними и как поведут себя его люди в сражении. Встретившись взглядом с нуониэлем, Ломпатри понял, что это сказочное существо не может быть зверем; это существо имеет все те же понятия о чести, которые присущи рыцарям Вирфалии, Атарии и Варалусии.

– Господин Гастий, – заговорил Ломпатри, спешившись и спрятав свой меч в ножнах, – честь и хвала вам за орлиный взор, охватывающий всё до окоёма. Это действительно сказочное существо, и место ему в Анароне, на допросе. Именно с этой целью я и остановил его здесь на перекрёстке, чтобы пресечь их вольные странствия и лично доставить в стольный град к трону короля Девандина.