Когда Элизабет спустилась к завтраку, Джессика уже сидела за столом.

— Сегодня папа опять задержится на работе, — сообщила дочерям Элис Уэйкфилд, раскладывая по тарелкам тосты.

— Что случилось, пап? Одна гигантская компания поглотила другую? Или они объявили друг другу войну? — спросила Джессика, вызвав у отца улыбку. Нед Уэйкфилд всегда служил объектом шуток для своих жизнерадостных дочерей.

— И то и другое. И еще кое-что, — сказал он. — Назревают большие события. Все может очень серьезно обернуться для футбольной команды школы. Возможно, футбольное поле скоро станет полем боя.

— Правда? А почему? — спросила Элизабет.

— Я в этом деле выступаю в качестве адвоката и не могу ответить на твой вопрос. Слишком рано делать какие-то выводы, да и дело слишком запутанное, — ответил отец. — Мы ведем его с Марианной. Так что я опять приду поздно. Ну что, хватит или вам мало этой неприятной новости?

— Ладно уж, любитель страшных тайн, — засмеялась Джессика.

— Ты, Джессика, сегодня тоже поздно придешь? — спросила мать. — У тебя, кажется, тренировка болельщиков?

— Да. Я вернусь не раньше семи.

— А ты, Лиз? Как всегда в этот день до самого вечера в «Оракуле»?

— Да. Выходит, все семейство Уэйкфилдов занято сегодня выше головы, — улыбнулась Элизабет.

— И поэтому .. — произнесла Элис Уэйкфилд. Элизабет с Джессикой знали, что за этим последует.

— ..и поэтому вы можете сегодня взять «фиат», — закончила она.

Близнецы заверещали от восторга. Им лишь изредка разрешалось ездить в школу в маленьком красном открытом «фиате», которым обычно пользовалась мама.

— Вот здорово! — Джессика вскочила. — Пусть все увидят меня в новой блузке с галстуком-бабочкой и за рулем «фиата»! Держись, Ласковая долина!

— Джессика, — остановила ее мать. — Должна тебя разочаровать, малышка. Машину поведет Лиз.

— Что-о? — вопль разочарования, вырвавшийся у Джессики, разнесся по всему дому Уэйкфилдов.

— Ты прекрасно знаешь, Джессика, тебе нельзя водить три недели. И не смотри на меня так. Ты же попала в аварию.

— Это несправедливо, — заныла Джессика. — Я не хочу, чтобы меня отвозили в школу, как будто я маленькая, это унизительно! Ладно, мам, я не обижаюсь. Лиз всегда была твоей любимицей, а я — так просто, недоразумение.

— Идем, Джессика, — проявляя ангельское терпение, сказала Элизабет. — Уж сегодня никак нельзя пропустить школу. Что «Пи Бета Альфа» будет без тебя делать? Пошли, а то опоздаем.

— Авария! — буркнула Джессика, когда они ехали по Ласковой Долине, прелестному маленькому, утопавшему в зелени городку в Калифорнии, где они жили.

— Подумаешь, вмятинка на бампере. А маму послушать, так ни больше, ни меньше шесть машин столкнулись на скоростном шоссе под Лос-Анджелесом!

— Эта вмятинка обошлась в двести долларов, — сухо заметила Элизабет, моля Бога, чтобы сестра наконец перестала жаловаться и дала ей возможность насладиться ездой по долине, где раскинулся их городок. Она часто думала, как им с Джессикой повезло, что они живут в Ласковой Долине. Ей здесь все нравилось — и пологие холмы, и центр с его причудливой архитектурой, и удивительно белый песок пляжей всего в пятнадцати минутах езды от дома. А недавно им повезло еще больше — прямо за домом построили открытый бассейн.

— Тебе хотелось бы жить на холме, как Пэтмены и Фаулеры?

— Джес, ты шутишь? — воскликнула Элизабет. Но она отлично знала, что сестра не шутит, ей в самом деле хочется жить на холме, где живут богачи Ласковой Долины в своих великолепных особняках.

— У папы дела идут неплохо, — продолжала Элизабет. — Он много работает. Последнее время чуть не каждый день сидит на работе допоздна.

— Я думала об этом, Лиззи. Тебе не кажется это странным?

— А что ты имеешь в виду?

— Ну, то, что папа задерживается допоздна. Я один раз позвонила ему вечером в офис, и подошла та женщина.

— Мисс Уэст?

— Да. А ты слышала, как он назвал ее сегодня? Марианна!

— Ее так зовут, глупенькая, — сказала Элизабет, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. Но в душе она не была такой уж спокойной, ей тоже приходили в голову всякие мысли об отце и Марианне.

— Не знаю, не знаю, Лиз. По телефону у нее такой кокетливый голос…

— Джессика, как тебе не стыдно! Иногда мне кажется, ты слегка того.

— Ладно, ладно, Лиз, не кипятись. — Джессика бросила еще один взгляд на элегантные особняки и глубоко вздохнула:

— Я ведь не говорю, что мне не нравится наш дом, Лиз. Но очень неплохо иметь кучу денег, как Брюс Пэтмен и Лила Фаулер.

— Ну а что в результате?

— Что в результате? Слуги, машины.

— Брось, Джес, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Эта идиотская вражда — Пэтмены хотят, чтобы каждый камешек в Ласковой Долине лежал в неприкосновенности там, где лежит последние пятьдесят лет, а Фаулеры хотят все кругом застроить. Большая радость?

Показалась школа, и Джессика, как часто с ней бывало, резко сменила тему.

— Ой, Лиз, пожалуйста, остановись, дай я поставлю машину на стоянку, — начала она просить умоляющим голосом.

— Джес, ты же слышала, что сказала мама. Джессика откинулась на сиденье.

— Ты слышала, что сказала мама, — передразнила она. — Иногда просто трудно поверить, что эта бессердечная особа — моя родная сестра.

Элизабет поставила «фиат» на свободное место на стоянке школьников.

— Перестань, Джес. Какая разница?

— Ну, конечно, никакой, зануда несчастная. Элизабет вздохнула. Ей был хорошо знаком этот тон. Значит, скоро разразится буря, которая грозит перейти в ураган по имени «Джессика».

— Тебе наверняка скоро разрешат опять управлять машиной, — сказала она примирительно.

Но Джессика не слушала. Выскочив из машины, она так хлопнула дверцей, что Элизабет вздрогнула. Ну почему всегда так выходит? Она всего-навсего делает то, что говорит мама. Но как-то так получается, что в ссоре всегда виновата она. Более того, ей и самой кажется, что она не права.

— Джессика, ну пожалуйста, — повторяла Элизабет, выходя из машины. Она посмотрела на сестру, та стояла разъяренная и мириться не собиралась. — Знаешь, попрошу маму, — сообразила Элизабет, — и, я уверена, завтра она разрешит тебе сесть за руль.

— Завтра! — фыркнула Джессика. — Тебе хорошо говорить «завтра». А мне нужно сегодня. И нечего делать мне одолжений!

Джессика никак не смягчалась, отворачивалась от Элизабет, отводила глаза. Она обожала ссоры — ну прямо как Пэтмены свои деньги — и могла обижаться без конца.