— Если я еще неделю буду изображать инфантильную дуру, я таковой и сделаюсь! Или убью кого-нибудь! — Миланка рухнула на кровать.

Я улыбнулась

— Дуру не дуру, а за это время мы сколько всего узнали! Весь отдел теперь отслеживается и любые неожиданные преступные всплески нам тут же известны становятся. Да и следователи все проверены полностью.

— Так может, пора в другой отдел переводиться? В Убийственный?

— Не торопись, Каринка. Торопливость — худшее качество в нашем деле. Всех в сети заманим, ко всем делам подберемся: мы уже в самой гуще событий и поверь мне, не пропущу я ни малейшего признака Наступающего. Сейчас вон с доками разберемся, да с другими отделами подружимся — а там, глядишь, и сам Директор захочет, чтобы мы порядок у него в документах навели.

Девочки уныло кивнули, а я стол накрыла и ужинать села.

— Вы чего не садитесь?

— Руся, может отпустишь нас порезвиться? Сил уже никаких нет! Здесь в общежитии тебе не грозит ничего, а нам хоть немного надо расслабиться

Я подумала и кивнула.

— Идите. Но к утру чтобы были здесь, прям к раннему.

Птички мои радостно закивали, плащики, чтобы не привлекать внимание, надели и упорхнули.

А я уселась писать письмо, прочитать которое один только человек и мог.

Выходные у нас прошли в хлопотах.

Слухи же где надо было искать? Правильно, на ярмарках. А ярмарки по выходным как раз и были.

Вот мы и мелькали то тут, то там в костюмах и платочках крестьянских. Мне наряд такой очень шел: алый платок огоньком оттенял рыжие волосы; зеленые глаза сияли; а рубашечка белая, с вышивкой, подчеркивала загар золотистый да горящие от радостного возбуждения щеки. Может и не так я хороша была, как Миланка и Каринка — у тех и черты были тонкие, и рост высокий, ноги — руки длинные, складные. А я ростом средняя, лицом просто справная. Зато смешливая и легкая. Как газель прыгала, умаялась: то картошечку продаю и с соседями переговариваюсь, то ленточки покупаю и ушки на макушке держу, то глазки молодцам строю — а те и рады меня приветить, да все новости выложить. И девочки не отставали.

Но несмотря на все наши усилия, ничего интересного мы не узнали.

— В доки надо идти, — мрачно Миланка сказала. Одежду деревенскую с себя стащила и с отвращением на нее глянула — не любила она грубой ткани, да широких юбок. Тосковала, наверное, по нарядам роскошным, да доспехам заговоренным. А мне и простые вещи нравились, но про доки я согласилась:

— Да, пора уже. Люд то в самой Столице и на площадях добрый, веселый, только о делах и развлечениях думает — никакой опасности не чует, личностей подозрительных не привечает. А в доках много кого встретить можно. Только подумать надо, как обставить все так, чтобы прониклись к нам всякие нерадивые да окаянные доверием и приязнью, да поделились интересным.

— Что нам доверие, — нахмурилась Карина — а то мы заставить их не сможем поделиться всем, что знают.

Но я покачала головой:

— Ты мне расправы не чини без повода — и так Равновесие нарушено уже, тут каждая капля окончательной может стать. Подготовимся хорошенько и на следующие выходные в доки пойдем. А сейчас давайте — ка на кухню — будем пироги печь и следователей своих завтра угощать. А ты Миланка потом в обед кусок пирога в Убийственный отдел начальнику отнесешь — поговаривают, что любит он пшеничные косы да большие груди, а у тебя и того и того вдоволь.

А пока сама тесто месила подумала, что и раньше, вполне возможно, будут у нас доки.

Не обмануло меня предчувствие. Наш мир устроен так, что то, к чему стремишься, найдет тебя, пусть даже совсем под другим прикрытием.

Когда пришли мы в понедельник и вручили почти родному Гавриловичу отчет и пирог свежий и вкусный, от радости он тут же рассказал, что за выходные надумал. Принял он решение представление целое устроить на постоялом дворе, потому как, по размышлении, пало его подозрение на грузчиков окончательно. Мы, конечно, тут же попросились в этом участвовать — ну а какое представление без молодых девиц? Вот только начальство наше важное руками замахало — опасно это ведь. Тогда Милана строго пальчиком погрозила и заявила, что ежели не возьмет нас, так мы тогда попросимся помощницами к другому следователю уму разуму набираться. Негоже нам, действительно, сидеть в четырех стенах, когда вокруг столько работы. Суровая она у нас, Миланка то. Так что поворчал Гаврилович, да дал согласие. И еще двух дюжих молодцев, из помощников следователей привлек к заковыристому своему плану, да самого начальника отдела грабежей. Так что сидели мы до вечера, роли делили, да отходные пути обдумывали, благо в Прокуратуре все эти пути были известны.

А на следующий день на двор, где была продана когда — то рыба, прибыл статный, высокий молодой барчук с такой же супружницей. Залюбовались окружающие на эту пару — одежда то у них была из ткани самой добротной, экипаж хоть и наемный, но не абы где взятый, а в лучшей столичной конюшне; но при этом были они на разговор приятные, не заносчивые, всё улыбались весело; и даже нищенке в грязных лохмотьях, что во двор заглянула в надежде на помощь, медную монету подкинули.

Голоса у обоих были под стать внешности — звучные, звонкие, смешливые. Долго рассказывали они с прибаутками всем готовым их слушать — а таких набралось немало — как путешествовали до Светлой Столицы; а затем охотно поведали, что приехали за мехами да тканями, но только из разумной экономии решили не по центральным лавкам идти, а прямо здесь, в доках, от заезжих купцов, что стекались со всей империи, получить желаемое. Хозяин двора тут же подзатыльником парочку своих мальчишек погнал к нужным купцам да охотникам и радостно рученьки потирал, предвкушая процент, что был ему положен — гости то сразу видно, богатые, золотом платить будут; а грузчики, тут же крутившиеся, тяжелые барские сундуки в самые лучшие комнаты отнесли, многозначительно переглядываясь.

Уже спустя четверть часа первый продавец в охотничьем костюме пришел из незнакомых — слухи то быстро расходятся — да принес шкурок всяких пестрых и товар свой стал нахваливать прямо посреди двора. А там и вправду было на что посмотреть — и соболя у него были, и норки двухцветные, и песцы редкие.

Пара, как все это богатство увидела, так обрадовались — все перещупали; и половину, а то и больше, забрали. И целым мешочком с монетами расплатились. Вот радости то было у охотника! Долго он кланялся и благодарил, все приговаривал, что и не думал так быстро шкуры то сбыть — в столице никого не знает, только вчера приехал и лишь случай привел его на этот двор.

Бережно он мешочек запрятал и со двора вышел.

И не заметил, как напевая и ни на кого не глядя, вышел вслед за ворота один из грузчиков.

Да только и грузчик не заметил, что нищенка, кряхтя, пошла побираться в ту же сторону.

Кладовщика прокурорского, что конфискованный товар в специальном хранилище для всяких нужд держит, потрясли мы основательно.