Я снова шикнул, на этот раз осторожнее… В тот же момент мне показалось, что фигура шевельнулась.

– Пшшшшш!

Снова никакой реакции. Даже ветер, казалось, затаил дыхание, а чердак словно заполнился вакуумом. Я сделал шаг назад, потом еще один, пытаясь нащупать у себя за спиной перила, равномерно, насколько это было возможно, удаляясь в направлении бледного отраженного зеркалом света.

Я ухватился за перила. И тут услышал, как существо пришло в движение. Но не удалялось прочь от меня. Не стало протискиваться в какую-нибудь темную щель, как обычно делают крысы. А двинулось в мою сторону, очень медленно. С не поддающимся описанию звуком, который издавали явно не только когти и мех, но и кое-что еще. Что-то такое, что заставило меня испугаться впервые с того момента, как я спустился в канализационный люк в Ислингтоне.

– Пшшш, иди отсюда! – скомандовал я.

Я чувствовал себя глупо. Что, если там вообще ничего нет? Груда старого мусора, голубь, скребущийся о крышу. Действительно, что это могло быть, кроме птицы или мелкого грызуна? Летучая мышь? Возможно. Но летучие мыши неопасны, если не заражены бешенством. А крысы (если только не чувствуют голод или серьезную угрозу) гораздо больше заинтересованы в собственном выживании, чем в атаке на кого-то, кто может нанести в ответ куда более сокрушительный удар. Они трусливы.

Спина уткнулась в перила. Я ощутил сильнейшее желание убраться с чердака, причем быстро. Но, когда ступил на верхнюю ступеньку, ковер, придерживающий дверь, внезапно расправился, и она бесшумно захлопнулась. Щелкнул замок, и я оказался в полной темноте.

Я стал нащупывать ногой следующую ступеньку, но по какой-то странной причине, все никак не мог до нее дотянуться. Лестничный проем казался пустым, как шахта лифта. Хотя меня охватила паника, я не мог заставить себя шагнуть в небытие.

– Дэнни! – закричал я. – Дэнни! Это папа! Я на чердаке!

Я прислушался. Ответа не было. Дэнни был так же вымотан, как и я. И обычно его ничто не могло разбудить. Ни раскаты грома, ни музыка, ни ругань родителей.

– Дэнни! Я на чердаке, а дверь захлопнулась!

Снова никакого ответа. Я двинулся вдоль верхней площадки лестницы, крепко держась за перила, которые были моим единственным ориентиром. Широко раскрыв глаза, я изо всех сил напряг зрение, но на чердак не проникало ни единого лучика света. Тьма была чернее, чем если укрыться горой одеял.

– Дэнни! – позвал я, не особо надеясь, что он слышит меня. Почему, черт возьми, я не могу нащупать ступеньки? Я знал, что они крутые, но не настолько же! Я снова поводил в воздухе ногой, но так и не смог их нащупать.

И тут опять услышал это шорканье. Оно было гораздо ближе – настолько, что я инстинктивно попятился прочь, насколько позволяла держащаяся за перила рука.

– Дэнни, – тихо произнес я. – Дэнни, это папа.

Вших.

Сердце билось тяжело и медленно. Рот пересох, как губка на краю пустой ванны. Впервые за всю мою взрослую жизнь я не знал, что делать. Думаю, именно ощущение полной беспомощности напугало меня больше всего.

Вших.

А затем какой-то высокий, щебечущий звук. Как будто кто-то говорил на иностранном языке, который сам не очень хорошо понимал. Разобрать что-то было невозможно. Это мог быть человек, говорящий на тайском или бирманском языке. А могло быть и повизгивание возбужденного животного. Животного, почуявшего кровь.

Я резко шикнул. Но щебетание не прекратилось. Наоборот, оно стало более торопливым и возбужденным. У меня появилось страшное чувство, будто я могу умереть в любой момент.

ДЭННИ. Это я позвал его? Голос звучал либо слишком тихо, либо так громко, что я не смог расслышать его. ДЭННИ, ЭТО ПАПА.

Затем что-то метнулось мимо во тьме, слегка задев меня. Оно было отвратительное на ощупь, холодное и колючее. Размером с десятилетнего ребенка, но крупного, страдающего избыточным весом. Оно царапнуло мне руку пером или когтем. И я громко вскрикнул, споткнулся и отпустил перила. Упав на спину, ударился плечом о какой-то ящик, но услышал, как существо пронеслось всего в нескольких дюймах мимо меня с торжествующим шипением. Хих-хих-хих-хих-хих!

Я откатился, ударился боком и полетел с лестницы вниз. Это было похоже на падение во тьму с крыши стофутового здания. Если до этого мне не удалось нащупать ступеньки ногами, то теперь я нашел их. Пока летел, успел задеть ребро каждой. Головой, плечом, бедром, локтем. Достигнув основания лестницы, я выбил коленом дверь. Меня как будто поколотили крикетной битой.

Отраженный в зеркале солнечный свет ослепил меня.

– О, боже! – воскликнул я.

Дэнни стоял на лестничной площадке в своей полосатой пижаме «Маркс Энд Спенсерс» и ждал меня.

– Папа! – взволнованно воскликнул он. – Ты упал!

Я лежал спиной на ковре, а ногами на лестнице.

– Все в порядке, – успокоил я его. Хотя, на самом деле, больше успокаивал себя. – Там не было света, и я споткнулся.

– Ты кричал, – настаивал Дэнни.

– Да, – сказал я, поднимаясь на ноги и быстро запирая чердачную дверь на щеколду. Я слышал это шорканье или это было просто слабое царапанье?

– Почему ты кричал?

Я посмотрел на Дэнни и пожал плечами.

– Дверь закрылась. И я ничего не видел.

– Но ты испугался.

– Кто сказал, что я испугался? Я не испугался.

Дэнни посмотрел на меня с серьезным видом.

– Ты испугался.

Я задержал взгляд на чердачной двери чуть дольше, чем было нужно.

– Нет, – возразил я. – Ничего подобного. Просто было темно. И я ничего не видел.

Мы сидели за завтраком на просторной старомодной кухне. Пол здесь был выложен красной керамической плиткой, а шкафы выкрашены в кремово-зеленый цвет, что считалось в 30-е годы писком моды. Неглубокая белая раковина, казалось, использовалась раньше для проведения анатомических вскрытий. В окне виднелся сломанный шпиль заброшенной часовни. Дэнни сидел за столом перед миской «Витабикс»[2] и болтал ногами. В солнечном свете его взлохмаченная голова напоминала сияющий одуванчик.

Он был очень похож на свою мать. Большие карие глаза, тонкие руки и тонкие ноги. Разговаривал он тоже как мать – просто и деловито. Я с самого начала должен был понимать, что не смогу прожить долго с простой и деловитой женщиной. Я был слишком теоретиком – и чаще полагался на вдохновение, чем на здравый смысл.

Мы с Джени познакомились в Брайтонском колледже искусств, когда я был на последнем курсе, а она на первом. Она много хихикала и закрывала лицо волосами, но была настолько красива, что я не мог не завести с ней разговор под первым же предлогом… Три года спустя мы встретились снова на одной летней вечеринке в Гастингсе. В тот вечер она была в длинном фиолетово-белом платье из тонкого индийского хлопка, в фиолетовом платке, повязанном на голове. И я влюбился в нее мгновенно и бесповоротно. Я до сих пор любил ее, но теперь в моем чувстве было больше тупой покорности. Из бесчисленных истерик и перепалок я понял, что нам никогда не быть вместе.