глухом томительном безлюдьи.

Мы друг пред другом грудами нависли,

Один с других сцепилися грудь с грудью.

И был твой лик подернут черной мглою

Нам мир предстал бесформенным хаосом.

И он стоял извечною скалою.

И я стоял несозданным утесом.

Упругих мышц безмерное усилье.

Сверканье глаз. Дрожанье губ бескровных.

Из недр души несметное обилье

Мы навлекли сокрытых сил духовных.

И лишь одно в сознании не тухнет,

Все существо сковавши в напряженье:

Прорвется ль шаг, родится ли движенье –

И я погиб, иль он громадой рухнет.

И длился, длился бой наш напряженный,

Бой существа, без мысли, без отчета.

…Я пробудился – весь изнеможенный,

Весь трепеща от холода и пота.

Когда ж потом, твоим отдавшись чарам,

С тобой бродил я в утреннике парка, –

Ты помнишь как мучительно, как ярко

Я сам тебе почудился кошмаром?

Ананке

Ah, Seigneur! Donnez moi la force et le courage

De contempler mon coeur et mon corpus sans degout

Ch. Baudelaire.

Сонет

Мой Боже! я стою у вечного предела

И смело произнес мое моленье вслух:

Дай сил мне вынести и мой ничтожный дух,

Не меньше сдавленный и мерзостный, чем тело.

Пергаментом лица безжизненных старух

В его зеркальности правдивой отблестело

Все то, что на челе надменном тяготело,

И от чего мой плод довременный был сух.

Когда вокруг Тебя столпившиеся люди

Насытились вполне, и семь кошниц укрух,

Осталися немым вещанием о чуде, –

Я, стоя в стороне, Тебя еще алкал,

И, приковав свой взор к незыблемости скал,

Твердил с отчаяньем упорным: «Буди, буди!»

Остров полипов

Первый сознательный отпрыск немых поколений,

Первый побег, еле зримый, растительной жизни,

Вялый, тупой, и безвольно предавшийся лени,

О, не приняться тебе на томительной тризне

Предков – полипов, оставивших трупы и тени

В острове мертвом, твоей изначальной отчизне.

Выйдешь из этого мира застывших явлений

Всюду с тобой его лик и глядит на тебя в укоризне.

Diaboli manuscriptum

Чем виноват я, что доля такая досталась

Мне, не иному, отчаянным, страшным уделом?

О, за свои же долги, ты, Ананке, со мной расквиталась,

Злостный банкрот, этим дряблым и немощным телом!

Знаешь, тебе и самой настоящее место в темнице, –

Если бы правила светом одна Справедливость.

Ты возбуждаешь во мне не любовь – похотливость,

Мимо окна моего проходя в дорогой багрянице!..

Слышишь! Я о стену бьюсь головой, громыхая цепями.

Миг – и твои распадутся стальные, заклятые цепи.

Чую, не вечно сидеть мне в зловонной, подпочвенной яме, –

Знаю, не клином сошелся весь мир на поганом вертепе!

Мы души

Ничтожные люди, ничтожные мысли…

Да как это, как может быть?

О, люди, сознаем: над бездной мы виснем,

И бездны вовек не избыть.

Да где же спасенье! – повсюду удушье.

Задавлен оторванный крик:

«Мы люди, мы живы, мы сущи, мы души;

Полет наш высок и велик».

Да где же спасенье – нет силы, мы гибнем…

Мы цепи разрушить должны.

И – нет бытия без цепей. И подвинем

Себя в пустоту – сражены.

«Когда я, гордый раб, в безвыходном двуличье…»

Когда я, гордый раб, в безвыходном двуличье,

Благодарю тебя и падаю во прах

Перед лицом Твоим, – слепит бескрылый страх

Прозревшие глаза величием Величья.

Стой! Ни шагу!

Стой! Ни шагу! Останься, пронизанный светом,

цепенеющий,

Знай, зажегся в тебе твой дозор пламенеющий,

только в этом.

Будь безвольным. Молчи. Затаись. Только чувствуй

невысказанное.

Принимай и сноси в откровеньи нежданное

и искус твой.

Берегись одного. Обводить себя кругом

заколдованным.

В свой черед есть исход и другим

Замурованным.

– Друг за другом!

Распутье

Мы – окрай неизвестных дорог.

А. Блок.

«Загадка стоит, неотступно маня…»

Загадка стоит, неотступно маня,

Глубиной недоступной чаруя;

Увлечет ли к себе Мировое меня,

Или пропасть мою изберу я?

Покажу ли я людям свой собственный шаг,

Перейму ли чужую походку.

Иль – без области царь и без магии маг –

Я пройду одиноко и кротко?

Но в молитве одной я, мне кажется, – весь

До последнего в темень провала:

«Боже, дай, чтобы там, раз мой выход не здесь,

Эта чаша меня миновала».

«Помню я муку утонченную…»

Помню я муку утонченную.

Помню я слезы притворные;

Вижу тебя я законченную,

Ризы твои вижу черные.

Ты поднесла запрокинутая,

Блюдо зловеще горящее,

Сердце лежало там вынутое,

Сердце мое, настоящее.

Черная, с грезами сбывшимися

С белыми грезами слитая.

Хлопьями снега кружившимися

В воздухе темном укрытая.

Рано, так рано забытая.

«Трех белых ангелов когда-то зрела ты…»

Трех белых ангелов когда-то зрела ты,

Они летели в ряд в безмолвии глубоком,

Среда бескрасочной, бездонной высоты…

Мне было суждено неотвратимым роком

С тобою встретиться, когда в краю глухом

Я жаждой изнемог, рожденный быть