образ поколения. Интереснее любого детектива.

Эфир еженедельно, в субботу, в 21.30. Ни малейшего срыва. Говори, что хочешь, снимай, что хочешь — места, где он был, людей, которые его знали… Все. Потом мы сделаем из этого материала классный фильм.

— Считаете, что это будет интересно телезрителю, который каждый день такое видит…

— А вот за это я буду платить тебе и съемочной группе очень большие деньги. За то, чтобы было интересно. Ольга уверена — ты справишься.

— Вы же сами сказали — нужен импульс. Зрителя надо взять за горло, заинтересовать, заставить следить. Я пока не вижу…

— Увидишь, — вмешалась наконец Ольга. — Кстати, Леня, Борис приглашает нас завтра в ресторан. Отметим начало воплощения нашего замысла. В кругу близких и верных друзей.

— Зачем в ресторан? — недовольно поморщился Леонид. — Пригласи их к нам. А еще лучше — прямо у меня, в кабинете.

— Так надо, — жестко сказала она и выключила магнитофон.

В кабинет вошла растерянная Аллочка с большой чашкой дымящегося кофе. Леонид взял у неё чашку, поднес ко рту.

— Ты же знаешь, что я не пью горячее! — закричал он на секретаршу. — Сколько можно говорить одно и то же?!

Я вошел в свою комнату с целым пакетом кассет. Раздеваясь, включил телевизор, видеомагнитофон, вывалил кассеты на стол, наугад взял одну, вставил в видик, запустил и бросился ничком на диван, намереваясь весь вечер посвятить изучению врученного мне Ольгой материала. Я ожидал чего угодно, только не кадров, которые появились на экране.

Судя по всему, это были съемки чеченских боевиков. Взрывались машины и бронетранспортеры на дорогах, горели колонны грузовиков, оседали взорванные дома, падали расстреливаемые в упор пленные. Раненых добивали выстрелами в голову. Длинный ряд трупов. Кто-то из боевиков демонстрирует перед камерой отрезанную голову молоденького солдата…

Я выключил видеомагнитофон и нервно набрал номер сотового Ольги. Услышав её «Вас слушают», заорал:

— Ты что мне подсунула? Я не собираюсь снимать очередной боевик о действиях доблестного спецназа в Чечне.

— Начни с седьмой кассеты, — спокойно посоветовала Ольга. — Если будет непонятно, перезвони.

Положила трубку.

Я нервно прошелся по комнате, пнул ни в чем не повинную, валявшуюся на полу диванную подушку, отыскал в ворохе кассет рекомендованную Ольгой и снова включил видеомагнитофон.

Медленная панорама по госпитальной палате. В ней не меньше десятка тесно составленных коек. На койках раненые. Кто-то спит, кто-то мечется в бреду, кто-то неподвижно и отрешенно глядит перед собой. У одного перевязанные культяшки рук лежат поверх одеяла. У другого вместо лица маска из бинтов с узкой прорезью рта. Третий совершенно голый лежит ничком, уткнувшись лицом в подушку. Вместо спины — сплошной вздувшийся ожог…

Наконец, разглядев трудно узнаваемое, но все-таки знакомое лицо, камера медленно двинулась к неподвижно лежащему Андрею. Крупный план его изможденного лица. Кажется, он ничего не видит и не слышит. Зазвучал голос Ольги.

— Когда его освободили из плена, он был без сознания. Потом мы узнали от тех, кто был с ним в плену, что он много дней отказывался от еды, ни с кем не разговаривал, не реагировал на угрозы и побои. Он должен был умереть, но их освободили и привезли в госпиталь. При нем не было документов, он не отвечал на вопросы, поэтому долго не могли узнать, кто он такой.

Все эти месяцы мы разыскивали его. И только по чистой случайности наш оператор снял эти кадры, а я увидела их и узнала Андрея.

В кадре лицо врача.

ВРАЧ. Если говорить о физическом его состоянии, то оно не вызывает у меня ни малейших опасений. Неделя-другая в спокойной обстановке, в кругу родных и друзей, при заботливом уходе и очень несложных процедурах, и он будет у вас, как новенький. При внешней хрупкости у него железное здоровье и феноменальная выносливость. Другой на его месте не выдержал бы и половины. За всю мою многолетнюю практику я всего второй раз встречаю такой удивительный человеческий экземпляр. Меня беспокоит другое. Я могу говорить с вами откровенно?

ГОЛОС ОЛЬГИ. Конечно.

ВРАЧ. Простите за нескромный вопрос — кто вы ему?

ГОЛОС ОЛЬГИ. Я буду его женой.

ВРАЧ. Если вы хотите стать его женой, постарайтесь сделать так, чтобы он поверил в жизнь, полюбил её. Вы знаете его родителей?

ГОЛОС ОЛЬГИ. Только отца. Мать умерла при родах. Отец был хорошим человеком — слабым и добрым. Андрей очень любил его.

ВРАЧ. Был?

ГОЛОС ОЛЬГИ. Инфаркт. Когда Андрей заканчивал десятый класс.

ВРАЧ. Совсем еще мальчик и такие испытания. Вы его любите?

ГОЛОС ОЛЬГИ. Да.

ВРАЧ. Простите еще раз… А он вас?

ГОЛОС ОЛЬГИ. Тоже.

ВРАЧ. Вы в этом уверены?

ГОЛОС ОЛЬГИ. Да.

ВРАЧ. Тогда есть надежда. Судя по всему, вы сильный человек. Но вам придется нелегко.

ГОЛОС ОЛЬГИ. Что я должна сделать?

ВРАЧ. Любить. Просто любить. Что бы ни случилось и что бы он вам ни говорил.

ГОЛОС ОЛЬГИ. Но он до сих пор не сказал ни одного слова.

ВРАЧ. Это тоже зависит от вас. Любите и ждите, ждите и любите.

Запись на кассете оборвалась, замелькали полосы. Я выключил телевизор. Почти сразу раздался звонок. Я взял трубку.

— Знаешь, какие первые слова он сказал? — спросила Ольга.

— Я бы на его месте сказал тебе спасибо. Если бы не ты, он до сих пор лежал бы там, в госпитале, и никто не знал бы, кто он и откуда.

— Он сказал: «Сожми бесконечность в ладони».

— Что он имел в виду?

— Потом я часто его спрашивала об этом, но он или молчал, или переводил разговор на другое.

— Какая-нибудь случайная ассоциация.

— Не верю в случайности. Когда он исчез, я позвонила знакомому профессору-филологу. Он обещал подумать, поискать. Через несколько дней позвонил и прочитал мне следующие строки… Ты слушаешь?

— Да.

Чтобы видеть Мир в Песчинке,

Небеса — в Диком Цветке,

Сожми бесконечность в ладони

И Вечность — в часе.

— Слишком вычурно для нашего времени.

— Это не из нашего.

— А из какого?

— Когда найдешь его, задай ему этот вопрос.

Большая толпа приглашенных беззаботно толклась на танцевальном пятачке перед маленьким ресторанном оркестриком. Стол был накрыт на том же самом месте, но был вдвое больше и намного обильнее. Я танцевал с Аллочкой, доверчиво обнимавшей меня за шею.

— Не поверишь — на студии сплошной балдеж, — щебетала она. — Никто ни фига не может понять. Девчонки даже придумали, что Ольга на тебя глаз положила.

— Дуры.

— Я тоже так считаю. С Леней одно название,