Покивав в нужных местах и даже перебив нашего генерала в юбке, задав уточняющие вопросы, Максимка показал, что вполне разбирается с поставленными задачами и совершенно не боится объемов работы.

После первого вопроса огненноподобный пыл устроить подковерную травлю нашему новому руководителю пропал у парочки трутней. После второго вмешательства в монолог Грымзы от Видинеева в глазах доброй половины улья поселилось тоскливое выражение, похожее на готовность к работе, а после серии контрольных блестящих замечаний по устройству нашей логистической базы все, как один уставились на него в немом изумлении, признавая полноправного жителя улья в прозрачном аквариуме.

После аппаратного, ставшего некоторым откровением для наших метро-не-очень-сексуальных-мальчиков, Видинеев попросил остаться членов свежеобретенного отдела, чтобы решить производственные вопросы, и Маргарита совершенно расцвела от радости, что можно заняться собственными делами.

Уверена, она еле сдержалась от желания потереть друг о дружку лапки, как муха, почуяв свежую кровь, что будет вести наше управление вперед, словно тепловоз.

Моим отчетом Грымза осталась довольна, попросив внести несколько пунктов, и я тут же сделала вид за рабочим столом, что занята именно этим, но сама полезла в окошко мессенджера.

«Ну и ужас, кошмар! Что за штаны на нем? А рубашка? Это пижама?» — посыпались в мое окно сообщения от коллег, настроенных уже дружелюбно, но весело. Невозможно человеку запретить обсуждать других, не возможно!

«Цыц!» — фыркнула я всем, заставив заняться своими делами.

Я покосилась на Максимку. Через стекло было не слышно, о чем он там вещает, но судя по расслабленной позе Грымзы и напряженным плечам его подчиненных, что-то очень интересное. Очки Видинеева поблескивали, а когда он достал маркер и начал рисовать какие-то схемы на нашей стене, так вообще стал похож на полководца. Я мысленно приставила к его лицу под носом два пальчика, имитировав маленькие гитлеровские усики, и чуть не упала со стула, — так они ему подошли. С этой странной зализанной прической и яркими горящими глазами, вытянутой рукой с маркером, ему можно было даже не говорить на лающем немецком, чтобы повести за собой армию. Просто показать фломастером не на роллап, а, скажем, на меня.

Через убийственно долгие полчаса все сидящие в кабинете Маргариты Владиславовны зааплодировали моему однокашнику, а оратор смущенно улыбнулся, и, поймав мой недоумевающий взгляд, пожал плечами.

Из «стекляшки» все вышли одухотворенные и готовые свершать великие дела. По опен-спейсу прокатился азартный дух, мотивирующий на работу, причем это был не поддельный порыв, а очень даже реальный, который можно было пощупать и намазать на бутерброд.

Грымза проводила Видинеева к рабочему столу, пустовавшему ровно двадцать три дня, около меня. Максим ее учтиво поблагодарил и сел за рабочее место, возглавив, таким образом, все столы нашего управления. И, что самое главное, прикрыв меня от мониторинга Грымзы. Однокашник, как всегда, сам того не зная, выручил меня из очередной неудобной ситуации.

Я расслабилась и принялась за работу, периодически бросая короткие взгляды на Видинеева.

Помня его скромность и невыносимую тактичность в знакомстве с другими людьми, особенно противоположного пола, мне казалось, что он сядет за стол и тут же пропадет в нем, побоится высунуть нос из-за монитора, боясь заговорить с кем-то, кроме канцелярских принадлежностей. Но Видинеев приятно меня удивил.

Он не расслаблялся ни на минуту, порхал от компьютеров сотрудников в кабинет к Грымзе, много общался по телефону, причем довольно бегло на двух языках — английском и немецком, и в течение дня даже решил наш жутко затяжной вопрос с таможней, словив, таким образом, как минимум сто баллов к своей карме от всего нашего здания.

На долгожданный обед в столовую Видинеев пошел со своим отделом, заняв целый стол, и даже там умудрился каким-то образом втянуть коллег по собственой воле в обсуждение каких-то рабочих вопросов, причем делая все это легко и с улыбочкой. Обращаясь ко всем, он словно контролировал каждого, непонятным образом мотивируя на общение. И кажется, никто из тех, с кем он говорил, не видели в нем зализанного странного очкарика, а только интересного и увлеченного человека.

Конечно, для остальных голодающих людей нашей фирмы, дождавшихся главного события дня — обеда — его жуткий видок не остался незамеченным. И я с возрастающим неудовольствием, стоя с Ульяной почти в конце очереди, услышала почти все шутки, что касались моего бывшего одноклассника.

Ярким всезнающим шепотом: «Да он, наверное, из баров знает только Яндекс. бар!»

Гнусавым голосом прокуренного гопника: «Есть чо почитать? А если найду?»

Детским придыханием: «Решил сходить в качалку, да не смог открыть дверь».

Раздражение от несмешных шуток вылилось на нашего любимого повара.

— Эй, Воробьева, слышала анекдот про тараканов? Судья спрашивает подсудимую- блондинку:

«Почему вы отравили соседей?». «А мне в магазине сказали, что травить тараканов лучше вместе с соседями!», — Дениска весело засмеялся, купаясь в лучах обожания девчонок-одноклеточных медуз из очереди.

— Лучше быть дураком, чем лысым: не так заметно, — огрызнулась я, торопясь покинуть поле боя. Тема волосатости была самой больной у Дениски. Человеку всего тридцать, а проплешина уже видна. Вот что делается с людьми, ежедневно доводящих блондинок до белого каления старейшими шутками!

— Хороший повар — лысый повар! — пропела Ульяна и переменчивая в предпочтениях очередь грохнула от смеха.

Эх, какая красота, когда тебя поддержит самый настоящий друг!

За обедом Ульяна, естественно, решила обсудить новое приобретение «стекляшки».

Совершенно не скрываясь, (и куда только делась хваленая серьезность моей затянутой в шпильки монохромной подруги?) она во все глаза разглядывала восседающего в самой сердцевине столовой уверенного Видинеева, что словно Иисус на тайной вечере внимал сторонникам.

— Ну и штаны у него… и рубашка. Это что — пижама?

Я недоверчиво выпучила глаза. Видимо, такая пижама была не у меня одной!

— Приятного аппетита, Ален! Не возражаешь, я сел со своим отделом, хочу обсудить дела, нам скоро на рынок с китайцами выходить, а времени совершенно нет, — непонятно откуда взявшийся Видинеев смущенно указал в сторону шумного стола, который только что возглавлял.

Ульянка сморгнула видение очкастого Иисуса, вкушающего хлеб в среднестатистической столовой.

— Да ладно тебе, Максимка, приятного аппетита! — отпустила я осовременненого пластиком очков христианина.

— Вы знакоомы? — протянула удивленная Ульяна.

— Имела честь сидеть с новым нашим начальником аж четыре года за одной партой!