того, что за окном кто, а страх глубины, будто окно вело в бесконечно глубокий океан, из которого я не смогу выплыть.

— Вы поняли? Вы не не хотите открыть дверь, вы боитесь её открыть. Не из-за того, что за ней может стоять какая-то тварь, а потому что сам факт наличия этой двери вызывает у вас ужас. Как и пустота за окном это глубина, которой нет счёта, и преодолеть её может помочь только ответ на вопрос.

Комната скрутилась, выгнулась, как будто была сделана из бумаги, будто кто-то комкал этот лист. Помещение искажалось с каждой секундой всё больше и больше. Нет, не комната, а моя голова шла кругом от осознания. Я среди страха, в пасти прожорливой твари, и чем дольше я здесь находилась, тем хуже становилось зловоние этой пасти, а зубы скрежета в моём сознании медленно, будто капкан, сжимались. И когда эта пасть захлопнется, я не смогу выбраться.

— Это страх свободного падения. — шёпотом промолвила я.

Липкая и удушливо жаркая ночь. Пот, скользя по телу, впитывался в простыню, очерчивая контур моего тела. Я открыла глаза в густой бархатистой тьме, что одеялом окутывала всю комнату. Единственное спасение — настежь открытое окно. За ним ритмично барабанил дождь, нагоняя свежесть в прокисшую душную комнату. Голова неприятно гудела, а дёсны ныли от грязных зубов.

— Круг начался заново?

— Именно так.

— Какой это круг?

— А с какого момента?

— Что?

— Вы хотите, чтобы я посчитал, с какого момента?

Меня снова бросило в холодный пот.

— С момента начала первого круга или с начала вашего пробуждения?

Неужели я нахожусь здесь дольше, чем мне казалось? Примерно пятый или шестой круг, но могу ли я ошибаться? Что, если это сотый круг, что тогда? Если я здесь так долго, тогда пасть уже захлопнулась? “Нельзя”. — вспыхнуло в голове. Нельзя знать, это не поможет, нельзя думать об этом.

— Нет, не говори.

— Как пожелаете.

Понадобилось время, чтобы я могла, наконец, прийти в себя. Я умыла лицо, снова почистила зубы и села перед дверью.

— Ладно, давай свой первый вопрос.

— Откуда ваши шрамы?

— Шрамы? Смешно. У меня нет… У меня же нет шрамов?

В ответ прозвучала тишина. Я посмотрела на руки. Синяки, ожоги и порезы. Моя кожа была изрешечена увечьями. Я не понимала, почему не обращала на них внимание. Нет, суть в другом. Почему я ничего не помню? Дверь. Окно. Шрамы. 3:15 на часах. Почему я даже не думала о странностях? В плане…

— Послушай. Я тут, потому что ничего не помню?

— В том числе.

— Но почему я поняла, что тут что-то не так, только сейчас?

— Вы спали. Cейчас же вы находитесь в полудрёме.

— И вопросы помогут мне проснуться?

— Верно.

Я села на край кровати прямо перед громоздкой и обшарпанной дверью. Мысли роились в голове, не давая мне и шанса погрузиться в омут памяти. Я выдохнула и постаралась сосредоточиться на стуке собственного сердца. Минута, две, три. Я просто сидела молча, стараясь прислушаться к себе. И, чем дольше я сидела, тем отчетливей становились пробелы меж ударов сердца, будто оставляя мне маленькую лазейку, через которую я смогу заглянуть глубже внутрь себя. Лишь бы поймать ритм. Лишь бы поймать момент.

Постепенно дыхание замедлялось, а с ним и сердцебиение. Удар, второй, третий. И вот он — момент, и я нырнула с головой в омут запутанных воспоминаний.

Мне было так жарко и так стыдно. По дороге с дополнительных занятий я с кем-то говорила. Это был парень?

— А ты чего в кофте?

— Что, прости?

— Чего ты в кофте ходишь? На улице июль, почти тридцать градусов.

— Да мне нормально

— Ты уверена?

— Да, конечно. Просто не люблю открытые вещи.

А ещё тот случай. Тот самый, когда…

— Ой, милая, почему же ты не в платьице?

— Я не знаю.

— Давай, я тебя переодену.

— Давай! — радостно ответил ребенок.

Так странно. Я это помню, но очень смутно. Детский голос и голос пожилой женщины. Детский голос? Это мой? А второй голос? Он такой тёплый, но почему он такой… Такой напуганный?

— Милый, иди сюда. — из соседней комнаты раздался ещё один пожилой голос. Мужской.

— Иду.

Я не помню, почему, но они оба были напуганы. Они оба смотрели на меня. И мне было так… Мне было стыдно? Было что-то ещё? Нет, я точно знаю, там было что-то ещё! За этими взглядами в этом воспоминании было что-то ещё. Но воспоминания были рыхлыми подобно песку. Они высыпались у меня из рук, не давая мне заглянуть глубже. Ещё такое же чувство стыда.

И ещё, такое же чувство…

Я посмотрела на дверь. Никого не было. Я думала, что успею быстро помыться после физкультуры. Разделась и быстро проскочила в душ. Горячая вода неприятно колотила кожу. Я стояла босиком на скользком кафеле. И тут дверь открылась, за спиной раздались женские голоса. Три или четыре девушки звонко что-то обсуждали. Но меня одолел страх. Я не могла пошевелиться. Будто кто-то сковал моё тело. Девушки прошли в душ. Паника накатила на меня. Лишь бы они не смотрели.

— О, боже! — сказала одна.

— Эй, это неприлично. — ответила вторая.

— Послушай, ты в порядке? — мягкий голос говорил это мне, это была третья девушка. В её голосе звучало беспокойство. Но я не могла ничего ответить. И уйти я не могла. Я просто стояла, игнорируя её.

Стыд. Стыд. Стыд.

— Ладно. Слушай, если что, говори, я попробую тебе помочь. Хорошо?

Уходя, все, кроме одной, шептались.

— Кто это её так?

— Может, папаша?

— Ты просто конченая!

— Да ладно тебе!

Мерзость. Я не знаю, что должна была говорить. Как должна была себя вести. Я просто всё время горела, горела от стыда и беспомощности. Каждый раз, когда люди смотрели на меня, я чувствовала себя жертвой. Я открыла глаза, встала с кровати и снова зашла в ванну. Встав перед зеркалом, я сняла с себя футболку и лиф. Тело в пунцовых синяках и с зажившими струйками порезов.

— Так странно. Мне казалось, что шрамов нет, пока ты не сказал о них. Я бы хотела о них не вспоминать.

— Простите, но вспомнить это единственный путь к свободе.

— Я не знаю, что лучше. Свобода или незнание. Может, неведение это хороший вариант?

— Вы уже открыли глаза. Закрыть их и сказать, что ничего…

Я перебила собеседника.

— Я знаю, знаю, что это невозможно и бессмысленно. Но я всё ещё не знаю. Хотелось бы мне не вспоминать все эти чувства? Что, если