— Жаль, что так нельзя.

— Да, жаль…

Круг замкнулся.

Два круга у меня ушло на то, чтобы я прочесала всю комнату. Чтобы я насмотрелась на фотографии с поплывшими лицами. Словно это не лица были, а мороженое, оставленное на солнце. Тетради со школьных времён. Альбомы для рисования. Подсказки появлялись постепенно. И, хоть я не могла увидеть лиц или вспомнить что-нибудь ценное, все мои находки медленно вели меня по всей комнате в поисках чего-то важного. Компьютер, шкаф с одеждой, записки, плакаты и открытки будто стрелочки указывали на кровать.

Я почувствовала что-то странное на кровати. Что-то привлекло мой взор, но что именно, не понимала. Медленно обойдя её, я убрала подушки, плед, а затем одеяло. Руки деревенели, не слушались, они не хотели чтобы я стягивала одеяло. Взяв волю в кулак, резким движением всё же сняла его.

Небольшое красное пятно. Почти в центре на кровати, как раз там, где я сплю.

— Но почему тут?

Собеседник молчал.

— Ясно. Здесь что-то настолько плохое, что ты не хочешь даже говорить со мной? Я понимаю. Я постараюсь сделать всё сама.

Мне нужно было только лечь на кровать. Но чувства твердили мне этого не делать. Будто если я лягу, то провалюсь в яму, из которой нет выхода. И никакого белого кролика или удивительной страны. Эта яма в пустоту.

— Я…

Фууух, просто лечь. Не думать, а лечь.

Я села на кровать, но не так, как садилась на неё раньше, пока не видела это багряное пятно. Я села аккуратно на край, будто боясь спугнуть кого-то, сидевшего на ней. Минут пять не могла повернуться. Просто сидела на краю кровати. Белая, но мятая от частых приступов бессонницы и сырая от жары, влажности и пота. Я кое-как смогла уложить голову на кровать, ноги всё ещё сталью были прикованы к полу. Моё тело было напряженным. Каждая клеточка, каждая мышца понимала, что будет. Тело понимало, что было. Не понимала только я. Догадывалась, но не понимала, будто между мной и памятью стояла стена, которую воздвигла я же для того, чтобы выжить. Я положила ноги на кровать, машинально свернувшись в позу эмбриона.

— Это? — с трепетом произнесла я.

— Мне жаль…

В голову резко ударила кровь. От неожиданности я сползла на пол. Казалось, что все сосуды лопаются, с немыслимой скоростью заполняя мою черепную коробку густой кровью. Мне казалось, что я умираю. Уши заложило, а голова раскалывалась на части. Я корчилась на полу, не в силах терпеть эту боль. Била себя по голове, по вискам в надежде, что это поможет, но становилось только хуже. Из носа хлынула кровь, капая на руки и протёртый пол. К горлу подкатила рвота, и тут всё потемнело.

Первая мысль: “Я что, умерла?” Вторая: “Я всё ещё жива?” Меня вырубило. Потом я пришла в себя. В полной темноте мысли рождались медленно, постепенно нарастая. Всё было покрыто тонкой пеленой, как если спишь и просыпаешься, не открывая глаза, но всё ещё будучи одной ногой во сне.

Но это не был сон.

Дверь открылась. Та дверь, за которой мог стоять кто угодно. В комнату проник маленький луч света. Постепенно расширяясь и вызывая непонятный мне мерзкий страх, очень знакомый страх, но, кажется, давно позабытый. В проёме появился человек. Тучный и высокий, он занимал всё пространство двери, а свет будто мерк под его наплывом. Я сжала одеяло, будто оно было единственным, что могло меня спасти. Глаза слезились от яркого света. Он вошел в комнату, половицы под тяжестью его тела звонко

скрипели. Я не понимала, что происходит, но все поджилки затряслись, всё тело сковал страх, нервы натянулись как струны, а голосовые связки оледенели. Он оставил дверь открытой, затем подошел ко мне. Каждый тяжелый шаг сопровождался отчётливым плачем пола. Он протянул руку и погладил меня по голове. После обошел кровать. Сердце сдавила паника, раздался отчетливый звук, знакомый звук. В ушах колотило, я отчаянно пыталась понять, что за звук я слышу. Хаотично перебирала все варианты, пока не поняла, что упускаю лишь один вариант. Тот вариант, что пугал больше всего. Звук расстёгивающейся ширинки.

Но наледь на связках никуда не делась. Кровать затрясло. Он сел на неё, а затем в два движения подвинулся ко мне вплотную. Слезы лились от осознания того, что сейчас случится. Голова шла кругом. Одеяло отодвинулось, и я почувствовала отвратительное тепло его тела. Его руки танцевали мерзкий танец на моей коже. Нырнули под пижаму. Движение за движением они проникали всё ближе.

Пижама? Почему на мне пижама? Я не была в пижаме. Почему я? Взгляд упал на руки. Что с моими руками? Слишком маленькие. Это я? Холод разлился по нервам и жилам, венам и сосудам, Каждая клеточка моего тела оцепенела. Мне девять, руки моего отчима стягивали пижаму всё ниже. Пока, наконец, он не добрался до цели. Грубыми движениям он проникал в меня. Я отчаянно пыталась найти что-то, чем можно было бы дать отпор. Хоть что-то. Глаза бешено метались по комнате, пока не упали на дверь. Второй силуэт стоял за углом и смотрел. Тонкий силуэт, худой силуэт. Она смотрела из-за угла. Её лицо в полумраке, и отблески глаз на свету. Она стояла там, видя, что происходит. Видя, что он делает. Стояла и смотрела, как потные руки терзали меня. Надрывая горло, я выцедила из себя маленький сиплый писк, слезы скатывались по маленьким детским ручкам, впитываясь в одеяло…

Липкая и удушливо жаркая ночь. Пот, скользя по телу, впитывался в простыню, очерчивая контур моего тела. Я открыла глаза в густой бархатистой тьме, что одеялом окутывала всю комнату. Единственное спасение — настежь открытое окно. За ним ритмично барабанил дождь, нагоняя свежесть в прокисшую душную комнату. Голова неприятно гудела, а дёсны ныли от грязных зубов.

Не было ни истерик, ни надрывного крика. Я просто лежала в той же постели, а слезы тонким ручейком стекали по лицу, впитываясь в подушку. Час или два я просто лежала. Затем встала и на ощупь нашла выключатель от ванной. Включила свет, медленно прошла вперёд, не смотря на себя в зеркало. Я встала в ванну и включила воду. Я не хотела отмыться от грязных болезненных прикосновений. Я не хотела забыть о шокирующей жестокости и мерзости произошедшего. Пока горячая вода стекала по моему телу, я думала лишь о том, как доказать его вину.