– Дай дожевать. Я такую еще не пробовал. – Костя бережно разгладил на ладони мятый желтый фантик жевательной резинки «Джусифрут», аккуратно свернул и спрятал в школьный пиджак. Затем выплюнул в руку белый комочек со следами зубов и протянул Стасу.

– Держи. Когда вызовут – спрячь. Голько не в карман, а то прилипнет.

– Где взял?

– У Витьки батя вчера с рейса вернулся. Привез целый блок.

– Здорово. Классная резинка.

На самом деле вкуса у резинки давно не было. Но это была настоящая жвачка, ее можно бесконечно мусолить, подражая хоккеистам НХЛ. Они все время с резинками. Клевые парни.

Стас громко зачавкал, перекатывая «жову» от щеки к щеке.

Они сидели в длинном темном школьном коридоре на деревянной лавочке перед тяжелыми дверями завуча, за которыми в настоящую минуту шел совет дружины. Уроки давно закончились, одноклассники разбежались по домам, второй смены в их школе не было.

Председатель совета отряда, Ленка Перцева, тощая, как школьная доска, и вредная, как колорадский жук, Нодошла на английском к Косте и предупредила, что сегодня в четыре их будут разбирать. Его и Малахова. Костя скривил губы и послал председателя к черту, Председатель нажаловалась классной маме. Костя получил очередную запись в дневник и указание прибыть на разбор. Классная мама была женщина крутого нрава, с одного удара ломавшая указку о нерадивую голову, поэтому Костя рисковать не стал. Лучше пускай разберут. Хоть узнаю, что внутри.

– Батя Витькин пластов привез. Ништяк диски. «Битлы» и «Папл». Сходим завтра, заслушаем. Витька один дома будет. Жалко, мага нет, не переписать.

– Ага.

– Что говорить-то будем? Эх, Сани сегодня нет. Его уже разбирали, спросили бы, как там.

А чего говорить? Все равно не поверят. От предков я уже огреб. Здесь теперь…

Дверная ручка повернулась. Девчонка из параллельного 7-б высунула лисью мордочку:

– Малахов, Синицкий, заходите.

Стас прижал резинку языком и, вздохнув, шагнул вслед за Костей.

В кабинете завуча собралось человек пятнадцать. Активисты-отличники. Их класс представляла Перцева, одевшая, вероятно, по поводу сегодняшнего события до синевы накрахмаленный фартук. Ее прическу украшал роскошный белый бант. Председатель совета дружины, амбалка из девятого класса, давным-давно вышедшая из пионерского возраста, но все еще таскавшая галстук как символ должности, сидела на месте завуча, перекладывая листочки, изображая деловитость и строгость.

Из учителей был историк Семен Давидович, пожилой мужчина в огромных очках, ужасно близорукий и не менее неуклюжий. Но, несмотря на эти недостатки, в школе он пользовался если не любовью, то благосклонностью учеников, потому что никогда не повышал голоса, оценки ставил по справедливости и рассказывал много смешных историй из своей жизни. Однажды, вернувшись в пустой класс за забытым учебником, Стас случайно застал там Семена Давидовича. Историк, держа в руке очки, сидел на подоконнике и, застыв будто статуя, слезящимися глазами смотрел на пустынный школьный двор. Стас забрал учебник, вышел из класса, но учитель даже не обернулся, продолжая смотреть в окно. Странный дядька.

Классная мама тоже находилась в кабинете, заняв место, возле окна. Она была в черном платье, а значит, в дурном настроении. Стас давно изучил эту примету.

Остальные присутствующие, в основном девчонки, расселись вдоль стен. Председатель вытащила из папочки листок, взглянула на классную маму, затем на Стаса с Костей и хорошо поставленным голосом заныла:

– На повестке дня обсуждается поведение учеников 7-а класса Стаса Малахова и Константина Синицкого. В школу поступила бумага из детской комнаты милиции о происшествии, случившемся 2 апреля этого года с названными учениками. Я зачитаю. «2 апреля сего года подростки Малахов Станислав, проживающий на Шарикоподшипниковой, дом 10, квартира 25, и Синицкий Константин, проживающий в квартире 40 этого же дома, ученики 7-а класса вашей школы, около восьми часов вечера во дворе дома ј 17 по Вагоно-роительному проспекту избили подростка Гудаева Гамида, но были задержаны гражданами и доставлены в отделение милиции. У Гудаева зафиксировано сотрясение головного мозга. Малахов и Синицкий поставлены на учет в инспекцию по делам несовершеннолетних. Просим провести воспитательную работу с указанными подростками». Вот так. Это ЧП для нашей школы.

Резинка под языком очень мешала, и Стас перекинул ее к левой щеке.

– Лена, – председатель повернула голову к Перцевой, – доложи, пожалуйста, совету дружины, как характеризуются Малахов и Синицкий. Перцева поднесла к глазам лежащий у нее на коленях «кляузник».

– Начну с учебы. Четверть оба закончили плохо, у Малахова – три тройки, у Синицкого – четыре.

– А пятерки есть? – поинтересовался Семен Давидович.

– Да, – нехотя кивнула Перцева. – По физкультуре и пению. Поведение удовлетворительное. Теперь внеклассовая работа. Малахов закреплен за культмассовым сектором, Синицкий – за физкультурным, но никакой активности ни тот, ни другой не ведут.

Легкое косноязычие Перцевой можно было списать на ответственность момента, поэтому ее никто не поправлял.

– На последнем сборе макулатуры Малахов сдал только четыре килограмма вместо двадцати положенных, а Синицкий вообще не сдавал.

Председатель осуждающе покачала головой, сунув при этом в рот кончик галстука.

Стас переместил резинку за правую щеку. Ага, двадцать кэгэ. Он что, лошадь?

– Теперь замечания, – продолжала закладывать Перцева. – В прошлом месяце Синицкий принес в школу магнитофон и крутил в туалете западную музыку…

Тихое перешептывание в рядах. Позор.

– Синицкий замечен в курении учителем физкультуры, а Малахов не охватился подпиской на «Ленинские искры».

Ну, это уж совсем…

Стас действительно не «охватился». Но он тут ни при чем. Мать не дала денег принципиально. Что за «Искры»? И почему ленинские? А правда, почему? Может, Ильичу в глаз засветили во время штурма Зимнего, и это событие было увековечено в названии газеты? А откуда еще у человека могут сыпаться искры?

Председательские брови поползли к носу, как две гусеницы к груше. Стас опять спрятал резинку под язык.

– На совете отряда Малахов и Синицкий разбирались за то, что в учебнике истории нарисовали… Хм…

– Что нарисовали? – Левая бровь-гусеница председателя взлетела вверх.

– Свиной пятачок Леониду Ильичу Брежневу. Сидевший у двери Серега Скворцов из 8-а гоготнул.

– Ничего смешного, Сережа! – Председатель вынула изо рта галстук. – Знаешь, как это называется? Это называется предательство!

Серега опустил глаза.