— Ну как же ты не понимаешь! Теперь Эдгар будет больше времени проводить в Англии и сможет больше развлекаться и отдыхать. Ясно?

Стейси кивнула, однако по-прежнему пребывала в недоумении.

— Босс Эдгара недавно вернулся из Штатов и рассказал, что там принято селить гостей у себя дома. А Форин офис выделяет на прием делегаций приличные деньги.

— Ну и что? — растерянно спросила Стейси. Она чувствовала, как шевелится в. животе малыш, голова у нее раскалывалась, хотелось лечь не в сырую и холодную, а в сухую и теплую постель…

— Да что это с тобой сегодня? Все очень просто! Мы втроем поселимся в нашем фамильном особняке и будем сообща… Нет, пожалуй, мы с тобой… Ну, короче говоря, ты станешь заботиться о гостях Эдгара. Они будут жить там вместе с женами, а ты — готовить для них еду, убирать комнаты и все такое прочее… Эдгар обещал за это щедро платить! Разумеется, ему и самому нужно будет там питаться, хотя и не постоянно — он будет уезжать и приезжать. Но для него придется выделить отдельные апартаменты, так удобнее… Стейси, ты меня слушаешь?

Она едва держалась на ногах. Все, что говорил муж, ей казалось бредом. О какой уборке он говорит? Ведь вот-вот родится ребенок, а потом… Нет, пора внести ясность!

— Генри, — побледнев, мертвым голосом прервала Стейси монолог мужа.

— Тебе плохо?! — испугался он. — Но ведь это еще не роды?! Ведь срок не подошел, верно?

Схватки у Стейси еще действительно не начались, хотя от нервного потрясения она вполне могла родить раньше времени. Но эта мысль пришла ей в голову позже, а пока Стейси мучительно соображала, как подоходчивее объяснить Генри всю абсурдность предложения его кузена. У нее в мозгу не укладывалось, как этот напыщенный, важный и нетерпимый к чужим ошибкам господин согласился поселиться под одной крышей с ней и с ее ребенком…

Ночью с потолка им на головы капала вода и сыпалась штукатурка. Утром Генри решительно заявил, что здесь жить нельзя, тем более что ему придется уехать дней на десять в Шотландию.

Пока Стейси с полубезумным видом бродила по комнате, подбирая куски штукатурки и детские вещички, Генри стал звонить Эдгару. Тот вскоре примчался, мрачно оглядел квартиру и заявил, что жить в таких условиях невозможно, тем более — с беременным ребенком.

— Я не ребенок! — вздрогнув как от удара, процедила Стейси. — Мне уже девятнадцать!

— А я говорю, ребенок! — рявкнул Эдгар. — Оставь все это барахло и ступай в машину.

Стейси хотелось огрызнуться, но она благоразумно прикусила язык и вскоре очутилась в особняке семьи Стаффорд. Табличка с надписью «Продается» была снята с дверей, а появившаяся словно из-под земли бригада уборщиков принялась усердно наводить в запущенном доме порядок.

Подкупила Стейси кухня — просторная и на удивление хорошо оборудованная, — которая и сыграла решающую роль в принятии ею решения согласиться на предложение Эдгара. Ну а сад, правда, сильно запущенный, и многочисленные спальни, нуждавшиеся, разумеется, в ремонте, зато обставленные со вкусом старинной мебелью, не говоря уже о кладовых и об отдельных ванных комнатах окончательно убедили ее в мудрости деверя.

Большая гостиная поражала своими размерами, как и столовая с огромным обеденным столом, сделанным по специальному заказу. В доме также имелись библиотека, две малых гостиных, погреба, мансарда и чердак.

Когда Эдгар сообщил, сколько его министерство готово выделить денег на прием и содержание каждого гостя, Стейси испытала легкий шок.

— Вот это да! — ахнула она, вытаращив от удивления глаза.

Они с Генри решили, что Эдгар займет самую большую спальню и прилегающую к ней маленькую гостиную, что обеспечит ему дополнительный комфорт и независимость. Для своей семьи Стейси выбрала две комнаты в другом конце коридора, чтобы не только пореже сталкиваться нос к носу с Эдгаром, но и чтобы крики младенца не причиняли ему беспокойства.

Стейси совершенно не хотелось жить с кузеном мужа под одной крышей, но у нее не было иного выхода.

Благополучно разрешившись от бремени и вернувшись в особняк, Стейси с облегчением узнала, что Эдгар надолго уехал, и почти уговорила себя, что у нее достаточно времени, чтобы суметь направить свою жизнь по накатанной колее.

Однако все оказалось не настолько просто, как рассчитывала Стейси. Судьбе было угодно добавить маленький постскриптум к событиям в родильной палате. В силу необъяснимого стечения обстоятельств малышка Джесс интуитивно почувствовала скрытую неприязнь матери к кузену своего отца и со всей детской решительностью и непосредственностью объявила о своей любви к дяде Эдгару.

Именно ему девочка подарила свою первую улыбку. Именно его имя произнесла вместо слова «мама» и потом, когда подросла, именно к нему сделала первые шаги.

Генри, естественно, не придал всему этому никакого значения. Скорее он обрадовался, что его дочь обожает Эдгара так же, как и он сам. И к тому моменту, когда Джесс исполнилось три годика, Стейси была вынуждена признать, что принятое Эдгаром решение превратить родовое гнездо Стаффордов в гостиницу обернулось для всех большой удачей.

Стейси вжилась в роль хозяйки особняка, постояльцы были от нее в восторге, и однажды Эдгар сухо заметил: дескать, глава Форин офис посетовал, что до сих пор не имел возможности лично воспользоваться прекрасными условиями отдыха в доме Стаффордов и отведать блюда его кухни. Однако он выразил надежду, что наверстает упущенное на рождественском ужине, провести который руководство Форин офис единогласно решило в этом райском уголке.

Стейси все больше входила во вкус нового занятия и совершенствовалась в кулинарии, проглатывая залпом книги рецептов оригинальных блюд и советов повару. Наградой ей служил отменный аппетит гостей, потрясенных ее гастрономическим искусством. И в ожидании Рождества, а вслед за ним четвертой годовщины рождения Джесс, она с удивлением отметила, что еще никогда не чувствовала себя такой счастливой.

Обретая все новых друзей, Генри получал от них и через них все больше заказов, но по-прежнему лелеял мечту выставить свои работы в какой-нибудь галерее. Стейси всей душой желала мужу успехов, но понимала, что его мечтам не суждено осуществиться.

Фрески, которыми Генри расписал стены фамильного особняка, вызвали у гостей восторг, и новые заказы потекли ручейком. Техника была у Генри безупречна, но Стейси замечала, что живописи мужа недостает огня, чтобы считаться творениями действительно великого художника. Однако сам Генри был вполне счастлив, а раз так, то счастлива была и она. Правда, порой Стейси задавалась вопросом, что думает о работах Генри Эдгар, знаток современного искусства и заядлый коллекционер. Она подозревала, что и он тоже слишком любит своего кузена, чтобы обидеть его справедливой критикой.

А потом случилось несчастье: Генри погиб в авиакатастрофе. Стейси услышала сообщение о трагедии по радио, когда укладывала Джесс спать.

Генри, ее любимый, симпатичный и обожаемый муж, ушел из жизни, унеся с собой частицу ее сердца, которая принадлежала ему одному.