— Как и мы, — шепотом поддержала ее сестра.

Вот теперь мне хотелось застрелиться, оглохнуть, ослепнуть и, чтобы сердце прямо сейчас превратилось в булыжник, вместо того чтобы разрываться на части.

Пока поднимались наверх, близняшки наперебой рассказывали обо всем, что происходило после моего исчезновения.

— Дяде Десмонду стало плохо, — начала Кристин.

— И он упал, — как обычно, подхватила другая девочка.

— Его положили в машину и увезли.

— А мирэль Варан осталась. — Аделин смешно поморщилась, всем своим видом показывая, какого она мнения о кузине матери.

— Папа вчера сказал, что вы взяли выходной, — проговорила Кристин, открывая дверь в детскую.

— А утром — что уволились, — тряхнула кудряшками, собранными в хвост, девочка.

— И что больше никогда не вернетесь. Как мама… — чуть слышно закончила Кристин.

Тресните меня кто-нибудь посильнее, пожалуйста! Чтобы я сначала отключилась, а потом обзавелась долгоиграющей амнезией.

Девочка отпустила мою руку и подбежала к Реми, развалившемуся в плетеной корзине на мягкой стеганой подушке.

К тому моменту сердце уже не обливалось кровью, оно рыдало кровавыми слезами. Слезы же застилали мне глаза, когда я опустилась на корточки перед корзиной с фидруаром и погладила малыша, почесав его у самого крылышка. Реми издал непонятный звук: не то всхрапнул, не то приглушенно муркнул и перевернулся на спину, умилительно раскинув лапы.

— Мы ведь потом с ним погуляем? — присаживаясь на пол со мною рядом, спросила Аделин.

— Когда уйдут все эти, — наморщила носик Кристин, имея в виду столпотворение мирэль в гостиной. Набрав в легкие побольше воздуха, она пожаловалась: — Мы ему сразу сказали, что нам не нужна новая няня, а он все равно их пригласил!

— Но теперь пусть уходят, — провела ладошкой по пузу спящего (или умело притворяющегося таковым) коточебурона Аделин.

— Девочки, — ногти вонзились в ладони, но я не почувствовала боли; только ту, от которой с каждой секундой все сильнее в груди ныло сердце, — ваш папа сказал правду: я не могу остаться с вами, и мне придется уйти.

Жаль, нельзя проглотить слова обратно. Я бы сделала все, лишь бы не видеть, как гаснут их глаза, как с губ стираются улыбки.

Не понимая, что творю, притянула их к себе, обняла крепко и зашептала:

— Мне будет вас не хватать. Сильно-сильно. Так сильно, что я бы многое, очень многое отдала, лишь бы все было по-другому и я могла остаться.

— Ну так оставайтесь, — хлюпнула носом Аделин.

— Не могу, милая, — прижалась губами к ручке девочки и тихо проговорила: — Возможно, очень скоро мне придется уехать.

— Зачем?

Все это время Кристин молчала. Стояла, не шевелясь. Позволяя себя гладить и обнимать. Я только видела, как начинают блестеть, наполняясь слезами, ее глаза, а когда она прошептала это свое еле слышное: «зачем?», я запнулась, растерялась, не зная, как объяснить, кто я и почему вынуждена уйти. Пара секунд давящей тишины, и девочка вырвалась из моих рук.

Отшатнулась от меня, выкрикнула:

— Вы такая же, как она! Ненавижу вас!

Прежде чем я успела сказать хоть слово, прежде чем успела сделать хотя бы вздох, Кристин толкнула дверь и выбежала из комнаты. Аделин вывернулась из моих рук и упала на кровать.

— Уходите!

— Аделин…

— Уходите! Уходите! Уходите!!!

Даваясь слезами, я выскочила из комнаты. Вбежала в соседнюю, похватала какую-то одежду. Запихнула эту горку тряпья в первый попавшийся бумажный пакет и рванула к лестнице. Сбежала с нее, путаясь в ногах, путаясь в собственных чувствах и мыслях. Одно зная точно: так плохо и так больно мне еще никогда не было.

— Мирэль Тонэ, — у лестницы меня поджидал Демаре, которого я попыталась обойти и который по старой скверной привычке, схватив меня за руку, резко развернул к себе. — Что с вами такое?

— Вещи вот собирала, — ответила невпопад и потрясла пакетом перед носом бывшего работодателя. После чего рванулась от него, как от прокаженного, едва не налетев на маячившего за спиной Жужжена.

Рванулась от обжигающего прикосновения, от его голоса.

От него.

— Вы плакали, — констатировал Демаре очевидное.

— Вы подготовили мои рекомендации? — провела по лицу рукой, стирая дурацкие слезы.

Не хочу, чтобы он их видел, и видеть его не хочу.

— Договор еще не был расторгнут, мирэль Тонэ.

— Ну так расторгайте скорее! — выкрикнула я.

Больше не оборачиваясь, подскочила к двери. Опередила Жужжена, так торопившегося ее для меня открыть, дернула на себя и вылетела на улицу.

Бросилась прочь с такой скоростью, как если бы за мной гналась стая диких фидруаров. Не чувствуя под собой ног, добежала до крыльца и дальше вверх по улице. Смотрела перед собой, но из-за мутной пленки, которая никак не желала сползать с глаз, не видела ничего.

Не сразу сообразила, что налетела на какого-то детину и что он обратился ко мне по имени:

— Мирэль Тонэ!

Взгляд скользнул по черной униформе, по золотым эполетам и хмурой усатой физиономии.

Меня подхватили под руку.

С другой стороны встал такой же мрачный тип в форменном костюме и ничего не выражающим голосом проговорил:

— Пройдемте с нами, мирэль.

«И отвезут меня сейчас в МОРГ, а потом… тоже в морг», — это была первая мысль, посетившая мое не слишком ясное сознание.

Вторая паническая: «Стерва Селани меня сдала!» так толком и не успела сформироваться. Я просто-напросто задавила ее в зародыше, здраво рассудив, что сейчас не время терять голову еще и от страха.

Дернула рукой, сбрасывая с локтя сосисочные пальцы представителя порядка, и холодно произнесла:

— Для начала, пожалуйста, представьтесь.

— Детектив Антуан Гроссо, — назвался высокий тучный мужчина, лицо которого отчего-то показалось мне знакомым. — А это мой коллега — Жорж Бертлен.

Точно! Это с ним, с этим усатым типом по имени Гроссо, Демаре прощался на прошлой неделе возле «Лолы». От сердца сразу отлегло. Не агенты МОРГа — и то хорошо.

— Мы с вами встречались однажды, когда мирэль Демаре только пропала. Вы тогда еще были актрисой, а не няней, — продолжал детектив, оглядывая меня с ног до головы.

— Ах да, что-то припоминаю…

Наверняка, когда Жизель исчезла, всех, кто составлял ее окружение, допрашивали. И Селани в том числе.

— С вами все в порядке, мирэль Тонэ? — продолжая визуальное сканирование, спросил Гроссо.