И стишки на память: «Маленькая птичка пела в декабре!», «Твинкл, твинкл, литтл стар!»[1]

А также походы на пляж, за реку, пикники, дни рождения — и все по-английски. Ну, по возможности. Они нашли себя сами, и это было здорово!

А однажды, сидя на закате на длинной скамейке с видом на реку — а кто не уместился, на траве, — спикеры притихли, задумались: чего бы это еще придумать? А если театр? Пьесу? Можно добавить городского колорита, изобразить известных лиц, которые на виду и на слуху. А судьи кто? То есть благодарные зрители? Как это кто! А спецшколы? А иняз местного педа? А кафедры трех городских вузов? Да от желающих отбоя не будет! Плюс родственники, друзья, поклонники, а также разномастные любители и самоучки.

Значит, театр? Решено! Даешь театр! Ура!

Повторные мучения насчет названия, крики и озарения… Шекспировский «Глобус»? «Медвежий садок» — оттуда же? «Метрополия»? По новой — «Британика»? И так далее.

Мы кто, весомо спросил художник Саша Немет, дождавшись паузы. Мы спикеры. Согласны? «Ну!» — ответил озадаченный коллектив. Чего плодить клички, только людей зря путать, сказал Саша. Клуб «Спикеры», театр тоже «Спикеры». Спикер, он и есть спикер. Кто «за»?

Саша Немет был так немногословен и так убедителен, что с ним не поспоришь. Сказал — как припечатал. Клуб «Спикеры» — первая ступень, для начинающих, театр «Спикеры» — вторая, для продвинутых, тех, кто ощутил в себе сценический зуд. А начинающим роли без слов, чтобы не обидно.

— Ага, е-два е-четыре, и не надо ездить публике по мозгам, — сказал Юра Шевчук, ерник и циник. — Нормально.

Потом долго выбирали пьесу. Чтобы не арт-хаус, не слишком сложная и вполне узнаваемая. Ирина Антоновна мечтала о «Пигмалионе», но увы. Сложная лексика, тонкий юмор… Рано. Остановились на «Золотом ключике», который превратился в «Пиноккио». Потом распределяли роли. Девиз театра: «Каждому по роли!» «По роли в зубы», — сказал Юра Шевчук. Или ролью по зубам. Под девизом: «Ежели персонажей не хватает, то их надо выдумать». Даже молчаливая пенсионерка Зоя получила роль, правда, без слов — служанки в гостинице, где «вышивали» злокозненные котяра Базилио и лиса Алиса. Потом ее повысили до черепахи Тортилы. «Тилипаха», — стал называть ее младший внучок, трехлетний Коляныч. Так и прилипло.

Костюмами особенно не заморачивались — каждый персонаж обеспечивал себя сам, в силу фантазии и темперамента. Текста было минимум, во избежание ляпов, но зато было много пантомимы, криков, жестикуляции, прыжков и танцев. Динамики, подогретой стробоскопом до ряби в глазах. Одним словом, пошлый балаган, как сказал Юра Шевчук, он же кот Базилио, который в образе кота танцевал канкан. Пусть балаган, зато весело и творчество. Насчет пошлости — извините-подвиньтесь. Скорее, капустник.

Центральный персонаж — бедный старый папа Карло. Однозначно, Саша Немет. Большой, красивый, бородатый, с косичкой. С нарисованными на лбу морщинами. Он так выразительно чесал в затылке, так достоверно крутил ручку шарманки, под которую загримировали старый баян, извлекая дикие, режущие ухо звуки, так потирал поясницу, чесал нос, кашлял и сдвигал на затылок красную бейсболку, так печально смотрел на холст с нарисованным очагом, что слова были излишни.

А Пиноккио изображало тощее, вертлявое, визгливое существо — цыганка Марина из оседлой цыганской слободы. Да, да, настоящая цыганка, с таборными песнями и гитарой, правда, без слуха, и устрашающим, сиренной мощи голосиной. По прозвищу сначала цыганка Аза, потом Пиноккио — по роли, потом Буратино и, наконец, Буратинка. Темперамент — бешеный! Как она запрыгивала на шею папе Карло, как дрыгала ногами, как пронзительно верещала: «Папочка Карло, дэдди, я буду самым умненьким, самым благоразумненьким мальчиком на свете!» В ушах звенело. А деревянная судорожная походка! А ручки-ножки как на шарнирах! А длинный нос, цепляющий все вокруг! И полосатый колпачок с кисточкой на макушке.

Считалось, что она влюблена в папу Карло — уж очень надолго зависала у него на шее! Да что там Марина! В папу Карло были влюблены все.

Хромой кот Базилио и лиса Алиса — вообще песня. Котяра в старом обвисшем спортивном костюме с дыркой на колене, с надписью на спине «VasyaAdidas» как бы с намеком на известного городского легкоатлета Василия Г.; с черным кружком на глазу — то правом, то левом — под настроение; с торчащими вороньим хвостом усами, без передних зубов, что, разумеется, сказывалось на произношении — он страшно шепелявил и плевался. Зубы, как вы понимаете, были заклеены черными бумажками.

А как он хромал! А как тыкал палкой в окружающие предметы, притворяясь слепым! А как вращал здоровым глазом! Изображал его единственный в команде профессионал-филолог, учитель английского из пригорода Юра Шевчук, тот, что танцевал канкан. Был это остроумный циник, ерник и насмешник, как уже упоминалось, и больших трудов стоило удержать его от ненормативной лексики и выпадения за рамки текста. Тем более он всякий раз привносил в роль что-нибудь новенькое, нахватавшись у своих учней, и его распирало от желания пустить новые знания в дело.

— Филистеры! — кричал Юра, размахивая костылем. — Мухи дохнут! Разговорная речь должна быть «грязной»! Тем более у кота. Ну, хотя бы пару «факов»! И вообще, бей козлов, люби бобров! Ирка, а ну, переведи!

— Через мой труп! — кричала в ужасе Ирина Антоновна. — Только попробуй! Там же будут дети!

— Дети! — закатывал глаза Юра. — Да эти цифровые вырожденцы дадут тебе фору с твоими старорежимными заморочками. Будь проще, Ирка!

— Папа Карло, скажи ему!

— Базилио, ты прав и не прав, — степенно отзывался папа Карло, сдвигая бейсболку на затылок. — Пара «факов» для выразительности, с одной стороны, никому не повредит, а с другой — я думаю, пока не надо. Премьера, дебют, первый выход, все такое. Давай пока в рамках, а там посмотрим. О’кей? Можно проголосовать.

Юра послушался, но тем не менее при каждом удобном случае склеивал кукиш, неприлично дрыгал хромой ногой и невнятно бормотал неприличные слова. Уличенный, кричал, что все инсинуации и вранье, просто у него так складываются пальцы, совершенно случайно, а «у вас грязное воображение!». Что же касается до хромой ноги — то в ней с детства нервный тик.

— Балаган! — прижимала пальцы к вискам Ирина Антоновна. — Приличные люди придут, преподаватели вузов, учителя, а ты со своими ненормативными жестами и словесами!

— Не парься, они тоже люди! — фыркал нахальный котяра. — Мы ставим комедь, а не трагедь, или я чего-то не понял? И не надо пить мне кровь, хватит мне родного директора.

— Кстати! — хлопнула себя по лбу лиса Алиса. — Надо книгу отзывов! Для истории. Я куплю альбом! Завтра же! Саш, разрисуешь? И фотки.

Лиса Алиса… Татьяна Соболева. Редкая красотка — черные глазищи с поволокой, прекрасные волосы, характер нордический, бойцовский… не характер, норов. Диплом университета, работа в котельной, где сама себе начальник. Начальница то есть. Да, да, вы не ослышались — в котельной! Сутки работаем, трое дома — самосовершенствуемся: читаем древних философов, смотрим культовое кино, пишем стихи. В знак протеста против подлости мира и босса, который вздумал протянуть лапы. В результате едва не лишился глаза — почти лишился, — вызывали «Скорую», а Таня, хлопнув дверью так, что она слетела с петель, удалилась со щитом, но без работы. Попадаются в наше сложное время и такие.