двери, ведущей в главное дьявольское пекло. Створка приоткрыта, и сквозь щель пробивается свет — скорее всего, от ночника.

Шанс свинтить по-прежнему есть. С другой стороны, в кабинет я ворвалась не с тихим шелестом, а с вполне себе убежденным грохотом. Так что мое появление в любом случае уже взято на заметку.

Может, Виви тут и нет? Возможность подобного исхода нулевая. Не оставит же он двери нараспашку. Будто ждет кого-то…

А… ну да, ну да.

Со вздохом прикрываю за собой дверную створку. Внутри нее что-то защелкивается.

Да ладно? Самостоятельно запирающаяся дверь? Создается впечатление, что тут готовятся пресечь чей-то побег.

Наклоняюсь и провожу пальцами по области вокруг дверной ручки. Ни намека на хитрый механизм. То есть готово — ловушка захлопнулась? Разок пробую дернуть дверь и подхожу к дивану у стены.

Не собираюсь показывать Виви своего беспокойства. Пусть не надеется, что загнал меня в угол.

Сейчас главное совладать с эмоциями и не утерять связь с конечностями. Вступать в конфронтацию с Виви необходимо будучи во всеоружии, а не так, как я обычно поступаю, плюхаясь обессиленным поленом в его объятия.

Толкаю коленом заветную дверь и заглядываю в комнату. Похоже, помещение и правда огромное. Свет ночника не добирается до углов, так что я не могу рассмотреть интерьер комнаты.

А вот кровать, на которую меня кинули накануне, прекрасно просматривается — благодаря тому же ночнику. Как наиважнейший элемент экспозиции, озаренный софитами, проигнорировать который практически невозможно. Как оазис в миражной дымке среди мертвых пустынь. Как яркий съедобный плод на чахнувшем дереве.

И как слишком уж очевидная ловушка.

Ладно… Чего делать-то?

Рысью пробегаю оставшееся расстояние и, нагнувшись, упираюсь ладонями в мягкость одеяла. На кровати Виви нет, в ином случае я бы не стала совершать этот спонтанный марш-бросок.

‒ Устраивайся.

Сердце отчаивается на сальто и принимается галопировать в груди.

Скорчив мину, поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с Виви. Тот стоит на границе света и тьмы, будто решая, погрузиться ли в тягучую гладь черноты или пройти дальше — к источнику сияния.

‒ Ты зачем с зайцем обнимаешься? — не сдержав удивления, спрашиваю я.

Плюшевая тварь, презентованная самим же Виви, и, по моим расчетам, находившаяся в моей «временном» пристанище, прямо сейчас по какой-то необъяснимой причине свешивается с руки моего братца. При уходе я и не заметила, что зайца в моей комнате уже нет.

‒ Виви — воришка плюшевых зайцев, ‒ с нотками нудности в голосе провозглашаю я.

‒ Присмотрись внимательнее, Чахотка, ‒ максимально любезным тоном предлагает он. — Это называется «оказывать посильную помощь в переезде».

‒ Чего?

Решив, видимо, добавить пояснению наглядности, Виви делает шаг в сторону и водружает плюшевого зверя на какой-то предмет мебели. На свету торчат только лапы, и по высоте их пребывания предполагаю, что зайцу выделили целое кресло.

‒ Нормально, если устроим его здесь?

‒ Ты… Ты вообще чем маешься, а?

‒ Помогаю перенести твои вещи. — Виви с непроницаемым лицом отходит от кресла и приближается к кровати с другой стороны.

‒ Мои вещи? — недобро прищуриваясь, повторяю я.

Ясно. Нынче в этом доме не так уж много того, что принадлежит мне. Но даже эту малую часть Виви умудрился поместить под свое абсолютное влияние. Путем коварного перетаскивания в свое логово. Даже несчастного зайца и то принес.

Рассматриваю мучителя при свете.

Белая пижама. Все пуговицы на пижамной рубашке наглухо застегнуты, включая верхнюю.

«Ура» сотню раз. Признаться честно, я опасалась, что Виви, застывший в моей памяти подростком, встретит меня полномасштабной откровенностью взрослой версии себя. Проще говоря, будет щеголять в одних трусах или брюках с голым торсом или беззастенчиво завалится дрыхнуть голым.

Не припомню, чтобы малыш Виви или Виви-подросток вел себя бесстыдно или развязно. Нахально, да, но не бесстыдно. То, что он там по дурости в младенчестве с чмоками ко мне полез, в расчет не беру. Любопытство, что поделать.

К слову, это очень странно.

Напряжено вдавливаю ладони в одеяло, пока Виви перемещает подушки и поправляет простыню со своей стороны. По моему нейтральному мнению, ему с таким телесным великолепием, мощью и красивой мордахой быть развязным положено чисто по заветам страстного животного притяжения. Укладывать в свою постель женщин одним дерганьем уголка губ. Взглядом заставлять их убеждаться в собственном неимоверном желании припасть к его ногам и в исступлении прижиматься к его коленям в надежде, что он позволит по-настоящему дотронуться до него.

Мрачно оглядываю собственные ногти, часть из которых все еще слоится, реагируя на спешное восстановление организма, и поднимаю голову, чтобы вновь взглянуть на затаившееся напротив меня великолепие. Можно, конечно, пытаться внушить себе что угодно, но Виви действительно производит впечатление властного повелителя.

Победитель.

Покоритель.

Завоеватель.

Несмотря на облачение в виде мягкой домашней пижамки. Что угодно поставлю на кон и смело утверждаю: если сейчас против самой роковой красотки и гордячки поставить Виви — прямо таким, какой он сейчас, растрепанным и консервативно упакованным, ‒ и секунды не пройдет, а гордая красотка сама скинет с себя свои роковые шмотки и полезет ласкаться.

Бесит.

Жаль, что я — не мужик. Мы с Виви точно сцепились бы. Хотя сомневаюсь, что морда у меня в мужицкой версии была бы смазливее той, на которую я прямо сейчас пялюсь.

Ух… И правда пялюсь.

Не заприметила, что он тоже смотрит на меня, поэтому наши взаимные гляделки в тишине выходят на какой-то поднебесный уровень бестактности. С другой стороны, Виви — все тот же мальчишка, которого мне навязали в нелепую родню. Ну, подумаешь, подрос чуток. Или не чуток…

Вымахал в потолок, дьявол белобрысый!

Глава 4. Фантазии мелочного искушения (часть 1)

Недосказанное сегодня

‒ Так где мне прикажешь плюхнуть свое потасканное тельце? ‒ Ухмыляюсь. Даже расщедриваюсь на карикатурно излишнюю демонстрацию зубов за отогнутыми губами.

Строить из себя неприятную личность