Шла только первая неделя декабря, но служащие уже начали развешивать рождественские украшения. С двери кабинета Фэб улыбался Санта-Клаус в форме «Старз» — последний рисунок Молли.

— А вот и тетя Молли! — объявила она, заглядывая в комнату.

Ослепительная блондинка так энергично отбросила ручку, что золотые браслеты на запястьях весело звякнули.

— Слава Богу! Голос разума — именно то, что мне сейчас… Господи! Что ты сделала со своими волосами?!

Сама Фэб с копной роскошных, не знавших краски белокурых волос, янтарными глазами и потрясающей фигурой была похожа на Мэрилин Монро. Именно так выглядела бы звезда, если бы дожила до сорока лет. Впрочем, Молли никак не могла представить Мэрилин Монро с пятном от виноградного желе на шелковой блузке. Что бы ни делала с собой Молли, как бы ни старалась, ей все равно не сравняться с сестрой, но она не завидовала. Только самые близкие люди знали, сколько бед принесли Фэб изумительное тело и роковая красота женщины-вамп.

— О, Молли, неужели опять! — простонала Фэб.

Увидев ужас в глазах сестры, Молли от души пожалела, что не надела шляпу.

— Да успокойся ты! Ничего не случится!

— Успокоиться? Каждый раз, когда тебе приходит в голову особенно изощренным способом поиздеваться над своими волосами, на нас сваливается очередное несчастье! Теперь ничего хорошего не жди.

— Все это в прошлом. Можно подумать, я приношу одни беды! Уж и волосы покрасить нельзя! — обиженно фыркнула Молли.

— Я тебе не верю! Опять вляпаешься в какую-нибудь историю!

— Ничего подобного!

Может, если Молли будет повторять это достаточно часто, ей удастся убедить и себя?

— Тебе было всего десять лет, — пробормотала Фэб, — ты считалась самой способной и примерной ученицей в пансионе. И вдруг ни с того ни с сего отрезала себе косички и подложила в столовой бомбу-вонючку!

— Подумаешь! Химический опыт талантливого ребенка!

— А дальше? Тринадцать лет. Спокойная. Прилежная. После того случая с бомбой ни одного проступка. Пока ты не начала посыпать волосы сухим «Джелло»[2]. И тут взрыв! Ты быстренько собрала все университетские награды и призы Берта, вызвала мусорщиков и потребовала убрать их с глаз долой.

— Но когда я рассказала обо всем, ты обрадовалась, признайся!

Однако Фэб уже завелась и потому не собиралась ни в чем признаваться.

— Прошло еще четыре года. Четыре года идеального поведения и блестящих успехов в учебе. Дэн и я приняли тебя в наш дом и в наши сердца. В выпускном классе ты должна была выступить от имени всей группы на выпускном вечере. У тебя был хороший дом, любящая семья… Кроме того, ты стала вице-президентом школьного совета, так с чего мне было волноваться, если тебе вздумалось выкрасить волосы в оранжево-голубую полоску?

— Это цвета школы, — еле слышно пояснила Молли.

— И тут мне позвонили из полиции и объяснили, что моя сестра, умная, трудолюбивая девочка, хладнокровно включила пожарную сигнализацию во время большой перемены! Да, невинные детские проделки не для нашей Молли! Это вам не простое озорство! Ей подавай сразу злостное хулиганство!

Тут Фэб права, выходка гнусная, а главное — непонятная самой Молли. Она предала людей, любивших ее, и даже после года полицейского надзора и многих часов общественных работ так и не смогла объяснить, что подтолкнуло ее к этому поступку. Озарение пришло позже, на втором курсе Северо-Западного университета.

Дело было весной, перед экзаменационной сессией. Молли почему-то не находила себе места, не могла сосредоточиться и, вместо того чтобы заниматься, глотала один за другим любовные романы или пялилась на себя в зеркало и мечтала о прическе в стиле прерафаэлитов. Однако даже новый шиньон, на который ушли все карманные деньги, не принес ей радости.

Так все и шло, пока в один прекрасный день, покинув книжный магазин, она не обнаружила в кармане калькулятор, за который и не подумала заплатить. К счастью, к тому времени Молли успела достаточно повзрослеть и поумнеть, потому и ринулась обратно, чтобы вернуть калькулятор, а потом отправилась к университетскому психологу…

Фэб вернула сестру к действительности, с шумом отодвинув стул.

— А в тот раз… — начала она, вскакивая.

Молли съежилась, хотя знала, что рано или поздно дело дойдет и до этого.

— …когда на твоей голове появился этот ужасный «ежик»… два года назад…

— Ничего ужасного, последний крик моды, все носили…

Фэб не позволила ей продолжить:

— Так вот, тогда ты остриглась едва ли не наголо, а потом взяла и выбросила на ветер пятнадцать миллионов долларов!

— Ну… положим… это всего лишь совпадение…

— Ха!

В пятнадцатимиллионный раз Молли объяснила, почему сделала это:

— Деньги Берта душили меня. Мне необходимо было окончательно порвать с прошлым и стать свободной.

— И нищей!

Молли улыбнулась — Фэб никогда не признается, что понимает, почему сестра без сожаления рассталась с наследством.

— Ах, Фэб, какая ты пессимистка! Постарайся увидеть в этом хоть что-то хорошее! Почти никто не знает, что я рассталась с деньгами, и считают меня чудачкой и скрягой, предпочитающей водить подержанный «жучок» и жить в квартирке размером с кладовку.

— Которую ты обожаешь.

Молли не пыталась это отрицать. Мансарда была самым бесценным ее имуществом, и она с гордостью сознавала, что платит по закладной деньгами, заработанными собственным трудом. Только тот, кто, подобно ей, рос, не имея дома, который можно было бы назвать своим, был способен ее понять. Однако Молли решила сменить тему, прежде чем Фэб снова начала читать ей нотации.

— Жевастики сказали мне, что Дэн огрел мистера Ограниченность десятитысячным штрафом по пустой голове.

— Зря ты так. Нехорошо. Кевин вовсе не ограниченный, просто…

— Просто у него узкий круг интересов?

— Честно, Молли, не понимаю, почему ты так его не любишь? Ведь за все эти годы вы едва обменялись десятком фраз.

— Чисто инстинктивно. Стараюсь избегать людей, зациклившихся на футболе.

— Знай ты его лучше, наверняка любила бы не меньше, чем я.

— Ну разве не поразительно, что он, как правило, встречается с женщинами, неспособными и трех слов связать по-английски? Впрочем, в этом есть кое-какие преимущества — ничто так не мешает сексу, как осмысленная беседа.

Фэб невольно рассмеялась.

Хотя Молли по давней привычке почти ничего не скрывала от сестры, она стойко молчала о своем увлечении защитником «Старз». Мало того, что это позорно и унизительно, так еще Фэб наверняка поделится новостью с Дэном, а это уж совсем ни к чему. Зять горой стоит за свояченицу, и у мужчин неженатых, да еще с нормальной сексуальной ориентацией, не слишком много шансов подобраться к Молли.