когда тебя отчаянно хотят утопить. Что такое считать последние рубли на булку хлеба, я знал не понаслышке, и повторять этот опыт у меня не было никакого желания.

Глава 3

— Дим, за квартиру заплатить надо, Тамара уже звонила, — произнесла я аккуратно, стараясь корректно подать информацию и лишний раз не провоцировать Данилова на негатив в свою сторону. Тамара была хозяйкой квартиры, которую мы снимали уже три года подряд и она лояльно относилась к небольшим просрочкам, но в данный момент просрочка была больше недели и ни о каком снисхождении с ее стороны уже не могло быть и речи.

— Я тебе что, бабки печатаю, что ли? — зло рыкнул муж, садясь за стол ужинать. Пришел он нетрезвый и позднее обычного, поэтому я старалась быть максимально покорной, но мне надо знать суть ситуации, чтобы постараться ее решить, поэтому я продолжила разговор.

— Что-то случилось? — Тихо, заискивающим тоном, уже отточенным и отрепетированным за все это время.

— Приставы опять арест наложили на зарплатную карту.

— Мы же подавали документы в прошлый раз, что все оплачено, или они снова потеряли?

— Мать опять долгов наделала, — моя свекровь была просто чудо-женщиной, просто Гай Юлий Цезарь в юбке, успевала и работать, и бухать одновременно, поэтому все, что она зарабатывала, благополучно спускалось на бутылку, а так как Димка был прописан в ее квартире, то все долги автоматически ложились на его плечи, оставляя нашу семью фактически без средств к существованию. Расклад суперский, правда только для нее, ибо так или иначе, а долг приходилось гасить. Данилов скривился то ли от произнесенных слов, то ли борщ ему пришелся не по вкусу. Хоть бы первое, я мысленно взмолилась и отвернулась к раковине, споласкивая посуду, потому что, проведя весь день за поисками работы и домашними делами, я порядком выдохлась и его взрыв сегодня просто не перенесу.

Но взрыв был неминуем, его запах витал в воздухе, искрясь напряжением, и звеня треском от взведенной пружины. Только я до самой последней минуты наивно полагала, что сумею его предотвратить. Не смогла. Один необдуманный вопрос и реакция была запущена.

— Что завтра Тамаре сказать?

— Я что, eбу что ты ей говорить будешь? Мне ещё этот вопрос надо решить? Или ты поднимешь хоть раз свою ленивую толстую задницу и сделаешь хоть что-то полезное. — Голос, наполненный раздражением и неприкрытой яростью, пробуждал страх, бьющий изнутри холодным ознобом.

— Дим, не я виновата в том, что твоя мать снова влезла в долги. — Глупая попытка сгладить. Нелепая и ошибочная в данной ситуации.

— Ты мать вообще не трогай! Поняла?! Ни родить не можешь, ни с людьми договориться. Привыкла на готовом жить, тварь, — взмахом руки снеся все со стола рыкнул громче, я вздрогнула, — суп готовить бы научилась, помои одни, жрать невозможно.

— Я выйду на работу, — произнесла тихо, опускаясь на корточки, запоздало понимая, что это ещё одна ошибка с мой стороны, надо было смолчать. Дрожащими пальцами собирала осколки разбившийся посуды, думая о том, что мне теперь предстоит не один час отмывать забрызганные борщом стены и пол.

— Куда? Куда ты собралась, приживалка хуeва? — он подошел, вплотную мешая собрать мне с пола осколки тарелок. — Куда ты, мать твою, собралась, я спрашиваю?

— Отойди, пожалуйста, — снова тихо, едва слышно. Покорно, в попытке успокоить его.

— На меня смотри, когда я с тобой разговариваю, — и он неожиданно резко рванул меня за волосы вверх заставляя подняться на ноги. От неожиданности я едва не завалилась на пол. Взвыла от боли, вцепляясь пальцами в его запястье. — Кем ты, сука, пойдешь? Халдейкой бегать в какой-нибудь забегаловке опять, там только шлюхи работают. В шмары записаться решила? Узнаю, закопаю. — Рыкнул зло дыша мне в лицо спертым запахом алкоголя и рванул в сторону, швыряя меня словно вещь. Бесправную, ненужную и неспособную дать отпор, ибо когда ты не готов к подобному, ты цепенеешь не понимая, что в данный момент будет лучше — оборонятся или притвориться поверженной.

Я упала на пол, вспарывая осколками стекла кожу на руках и ногах, больно ударяясь головой о ножку стола и замирая, боясь сделать лишнее движение, боясь пошевелиться. Замерла в позе эмбриона на грязном полу, игнорируя брызнувшие из глаз слезы. Тяжелые, удаляющиеся в комнату шаги Данилова, били ударами молота по нервам, молота, под который не хотелось попадать. Какое-то время я лежала, дожидаясь, пока из комнаты не послышится храп, и только после этого своеобразного сигнала, стараясь не шуметь, поднялась, на онемевших ногах дойдя до табурета, стряхивая с себя налипшие остатки супа, рассыпанного сахара, специй и, вынимая из кожи пару мелких осколков стекла, поймала себя на мысли, которая почти незаметно мелькнула в моем сознании, что надо было просто заткнуться и молчать, не разговаривать с ним, что сама виновата. Ведь он пытался спровоцировать меня с момента прихода домой, он искал, за что зацепиться, чтобы выместить на мне свое недовольство и агрессию. Начиная от его замечания, что у порога недостаточно чисто, а в ванной мыло не того запаха. Надо было просто молчать. И поймав себя на этом, я замерла, сжимая веки и делая несколько глубоких вдохов понимая, что я в данный момент имею все факторы и все предпосылки, дабы занять позицию жертвы и уже не просто жертвы легкого абьюза, вот далеко не его. Но если быть до конца честной с самой собой, то я уже была жертвой, только ещё на той стадии, когда ты ещё можешь распознать это состояние, когда ещё остались крохи самоуважения. Хотя, скорее всего, это была даже не моя заслуга, а Ленкина, ее пример заставлял более трезво смотреть на ситуацию. Данилов никогда до этого момента не позволял рукоприкладства, и раз он уже перешел эту невидимую грань, то дальше будет только хуже. Будет хуже. Я должна это понимать. Это был внутренний диалог моего покалеченного сознания и остатков разума, который уже отчаянно вопил, заставляя вспоминать о случившемся в жизни подруги и подталкивая меня к действиям, заставляя бороться с чувством страха и глупым желанием замять эту ситуацию притворившись, слепой и глухой.

Из легкого транса меня вырвал звук пришедшей на телефон смс и я кинулась к оставленной у мойки трубке,