Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грета обращает внимание на мужчину, стоящего в конце соседней очереди. Он выделяется среди пожилых пар и молодых семей. У него аккуратная борода и квадратная челюсть, и он носит очки, какие могут принадлежать как нерду, так и хипстеру, трудно сказать, что из этого верно. Он держит старомодную пишущую машинку, пристроив ее под мышкой, как футбольный мяч. Грета внимательно рассматривает его, но потом замечает, что он смотрит на ее футляр с гитарой, и им ничего не остается, как обменяться глуповатыми улыбками, после чего он исчезает в толпе.
– Просто подумай об этом, – говорит Элеанор, и Грета снова обращается к ней:
– Спасибо, но…
– Это для нее слишком мелко, – приподняв бровь, вступает в разговор папа, и его слова не кажутся ей комплиментом.
Наступает непродолжительное молчание, а потом Элеанор, пытаясь сделать вид, что не побеждена, произносит:
– Думаю, вы правы. Почему-то мне в голову пришла такая мысль.
– Ничего страшного, – качает головой Грета, – я просто… у меня не так много свободного времени, и потому…
Она замолкает, осознавая, что свободного времени у нее сейчас навалом.
Мэри смотрит на Грету с восхищением:
– Помню, как ты по вечерам играла на гитаре в гараже…
Дэвис раскатисто смеется:
– И ты, ребенок, делала это отвратительно. Но была очень упорной. Этого у тебя не отнять.
– Так оно и есть. – Элеонор снова поворачивается к Конраду: – Много ли людей, повзрослев, занимаются тем, о чем мечтали, будучи молодыми? Ты должен гордиться дочерью.
Конрад переводит взгляд на Грету, и они долго смотрят друг на друга. И наконец он кивает:
– Да, мы и гордимся.
И это двойная ложь. Он не делает этого. И никакого мы больше нет.
Глава 3
Каюта такая крошечная, что Грета, сидя на краю кровати, может дотронуться до стены. Но она не имеет ничего против этого. Последние четырнадцать лет она провела в Нью-Йорке, где пространство – роскошь, и потому преуспела в искусстве жить компактно. Большей проблемой для нее является отсутствие окон. Когда она заказывала себе место на теплоходе, там оставались только внутренние каюты. В каюте Конрада были большие стеклянные двери, выходящие на веранду, а обитель Греты больше походила на тюрьму с минимальной охраной: маленькая, в бежевых тонах и едва пригодная для проживания.
Семь ночей, думает она, всего семь ночей.
Она кладет гитару на кровать рядом с толстой черной папкой. Внутри папки расписанный по дням маршрут путешествия. Сегодня и завтра они будут плыть по морю, по Внутреннему Проходу (она понятия не имеет, внутри чего он находится), а потом посетят Джуно, Глейшер-Бэй, Хейнс, Айси-Стрейт-Пойнт, после чего проведут еще целый день в море, возвращаясь в Ванкувер.
Каждому порту захода посвящено по нескольку ламинированных страниц со списками рекомендуемых экскурсий, ресторанов, походов и достопримечательностей. Имеется здесь и весьма интересная информация о теплоходе: планы помещений и меню ресторанов, инструкции, как получить спа-процедуры, детальные описания всех клубов и баров, лекций и вечеров игр. Можно целую неделю решать, как провести неделю на теплоходе.
Грета захлопывает папку. Совсем скоро теплоход отчалит, и ей не хочется сидеть внутри него, подобно кроту, когда это произойдет. Если она действительно отправляется в круиз – а на настоящий момент, кажется, так оно и есть, – то нужно, по крайней мере, стать свидетельницей его начала. В конце-то концов, именно так поступила бы ее мама.
Снаружи несколько человек приросли к шезлонгам под низким ванкуверским небом, но большинство собрались на краю палубы и смотрят либо на город, либо на ссутулившиеся горы, нависающие над водой. Грета находит свободное место между пожилой парой и группой женщин средних лет в одинаковых розовых толстовках с надписью «В пятьдесят лет секс только начинается». Они смеются и передают друг другу фляжку.
Грета опирается об ограждение и делает глубокий вдох. Гавань пахнет морской солью и рыбой, а далеко внизу десятки крошечных фигур бешено машут отъезжающим, словно те пускаются в опасный путь, а не в восьмидневный круиз по программе «Все включено» с четырьмя шведскими столами и водной горкой.
В небе кружат птицы, а ветер тяжел от соли. Грета на минуту закрывает глаза, а когда снова открывает их, чувствует, что на нее кто-то смотрит. Она поворачивается и видит девочку не старше, наверное, двенадцати-тринадцати лет, стоящую у ограждения в нескольких футах от нее. У нее светло-коричневая кожа и черные волосы, и она взирает на Грету очень уж пристально.
– Привет, – говорит Грета, и глаза девочки расширяются, а сама она оказывается застигнутой в состоянии между восхищением и смущением. На ней розовые кеды и обтягивающие джинсы с дырками на коленях.
– Вы… Грета Джеймс? – неуверенно спрашивает она.
Грета весело приподнимает брови:
– Да.
– Так я и знала. – Девочка удивленно смеется. – Вау! Это так прикольно. И так странно. Не могу поверить, что вы плывете на этом теплоходе.
– Если честно, – отвечает Грета, – я тоже.
– Я балдею от вашего альбома. А в прошлом году в Беркли была на вашем концерте, – говорит она, и слова быстро слетают с ее губ. – Блин, вы способны порвать всех. Никогда прежде я не слышала, чтобы девушка так играла.
Эти слова вызывают у Греты улыбку. Она не ожидала, что участники круиза по Аляске и слушатели ее концертов могут пересекаться. Она выступает на больших площадках, ее песни звучат по радио, ее фанаты живут по всему миру, ее фотографии были даже на обложках нескольких музыкальных журналов. Но Грету редко узнают на улице за пределами Нью-Йорка или Лос-Анджелеса, особенно такая вот молодежь.
– А ты играешь? – спрашивает она девочку, и та энергично кивает. И в этом нет застенчивости или ложной скромности, просто подтверждение: она играет.
Грета вспоминает себя в ее возрасте, она уже была полна уверенности в себе, поскольку начала осознавать, что гитара – это гораздо больше, чем игрушка, и даже больше, чем музыкальный инструмент. Она уже знала, что это открытая дверь и благодаря ее таланту дорога за этой дверью может привести к чему-то существенному.
Первую гитару купил папа. Грете было всего восемь, инструмент предназначался Эшеру,