Родители позволили этому человеку осматривать свою дочь? Позволили ему ощупывать ее бедра? Господи, как тошно при одной мысли об этом!

— К сожалению, милорд, молодость графини, равно как и ширина бедер, не играет никакой роли в этом случае. У этой молодой леди больше не будет детей — ни мальчиков, ни девочек.

«Господи, как же я его ненавижу! Мой долг — бороться за человеческую жизнь, а я готов убить его своими руками. Бедная моя Энн! Ты для него ничего не значишь, как и Магдалена. И теперь у него будет еще одна дочь, которую он никогда не признает и которую, возможно, сошлет в какое-нибудь отдаленное имение, с глаз долой. Что ж, по крайней мере тебе, Энн, не придется больше выносить его супружеские притязания».

Граф резко отвернулся и длинно выругался. Он не слышал, как доктор тихо вышел из библиотеки и отправился в спальню на верхнем этаже — состояние роженицы требовало заботы и тщательного ухода.

АРАБЕЛЛА

Лондонский дом Страффордов, 1810 год

Глядя поверх очков, сэр Ральф Уигстон скорбным тоном бубнил заученные выражения соболезнования. Он старался вспомнить малейшие детали короткого сообщения из министерства, свято уверенный в том, что эти подробности важны не столько для молодой вдовы, сколько для самого покойного графа.

Последний из графов Страффордов был выдающимся человеком — все признавали в нем недюжинный ум, его почти сверхъестественную способность читать чужие мысли и раскрывать коварные козни врагов. Он всегда шел на риск там, где любой другой давно махнул бы рукой и сдался без боя. Он был смел и отважен и погиб в бою, как и подобает бесстрашному командиру, отдавая приказания и увлекая за собой солдат. Он был гордым, непреклонным, властным и требовал безоговорочного повиновения, но так и должно было быть. Это был человек, внушающий доверие, уважение, — человек, за которым любой последовал бы без разговоров. Солдаты обожали его. Его смерть стала для всех невосполнимой потерей.

Но граф Страффорд мертв, и теперь сэру Ральфу ничего не оставалось, как только упражняться в красноречии, выражая соболезнования его вдове, которая выглядела очаровательно в своем черном траурном платье. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь обвинил его в принижении достоинств и заслуг покойного графа. Особенно его хорошенькая вдовушка.

Сэр Ральф откашлялся, переходя к наиболее скорбной части своего повествования.

— Мы с сожалением вынуждены сообщить вам, дорогая леди Энн, что останки графа до сих пор не найдены — все поглотил пожар.

— А вы, случайно, не поторопились со своим визитом, сэр Ральф? Вдруг мой отец все-таки жив?

Эти слова были произнесены холодно, с подчеркнутой резкостью — сэр Ральф уловил в них отголосок надежды и одновременно вызов его авторитету и положению. Он мысленно приберег несколько оставшихся фраз для более подходящего момента и устремил близорукий взгляд на дочь графа Страффорда, леди Арабеллу. Она совсем не похожа на свою мать. Вылитый отец — те же иссиня-черные волосы и светло-серые глаза. Он снова откашлялся.

— Моя юная леди, позвольте вам заметить, что я ни за что не принял бы на себя столь скорбную и ответственную миссию, если бы смерть вашего отца не была доказана. — Он произнес это, пожалуй, слишком резко и поэтому поспешил смягчить тон. — Мне очень жаль, леди Энн и леди Арабелла, но у нас есть заслуживающие доверия свидетели, чьи слова невозможно опровергнуть. Были проведены тщательнейшие поиски, опрошено бесчисленное множество очевидцев. — Он запнулся, не в силах поведать им, сколько обугленных останков пришлось осмотреть. — Граф погиб при пожаре — в этом, к сожалению, нет никаких сомнений. Огонь разбушевался не на шутку. В таком пламени никому не удалось бы выжить. Прошу вас, не утешайте себя надеждой на его спасение, ибо оно маловероятно, а точнее — невозможно.

— Мы примем к сведению ваши слова. — Снова этот холодный, бесстрастный голос.

Сэр Ральф искусно ввернул заранее заготовленные фразы:

— Принц-регент пожелал, чтобы я заверил вас, леди Энн, что вам нет нужды торопиться с распоряжениями по поводу наследства, которое оставил вам ваш покойный супруг. Если позволите, я сообщу вашему поверенному эту скорбную весть, и он немедленно займется вашими делами.

— Ну уж нет! — отрезала дочь графа, скрестив руки на груди.

Сэр Ральф остолбенел. Он сурово нахмурился, взглянув на юную графиню. Что она себе позволяет? Что означает ее дерзкий тон? Неужели ее мать, очаровательная, утонченная леди, не имеет на девушку никакого влияния?

Тут наконец вмешалась леди Энн, и ее ответ, по мнению сэра Ральфа, был слишком мягким:

— Арабелла, дорогая моя, но ведь будет гораздо лучше, если сэр Ральф уведомит обо всем поверенного твоего отца. Нам и без того предстоит много хлопот.

— Нет, мама. — Арабелла перевела взгляд холодных серых глаз на побагровевшее лицо сэра Ральфа.

Глаза у нее точно как у графа — в этом нет никакого сомнения. И этот холод тоже у нее от отца. Да, девчонка унаследовала высокомерие своего папеньки, хотя, по мнению сэра Ральфа, граф в отличие от нее имел полное право повелевать и приказывать.

— Мы ценим вашу заботу, сэр Ральф, но позвольте нам — мне и моей матери — самим решать, как поступить в данном случае. Будьте любезны, передайте нашу благодарность принцу-регенту. Его теплые слова тронули бы даже каменное сердце.

Ну а это что значит? Сэру Ральфу никогда не нравилась ирония — его она скорее раздражала. Он терпеть не мог распутывать загадочные намеки — вдруг никакого скрытого смысла тут нет и в помине? Но что он понял точно, так это то, что маленькая мерзавка отвела его от исполнения ответственной миссии, порученной ему принцем-регентом. Это его-то! С трудом сдержавшись, чтобы не залепить девчонке затрещину, сэр Ральф медленно снял очки и так же медленно поднялся со стула.

Арабелла тоже встала, и сэр Ральф заметил, к своей досаде, что ее холодные серые глаза находятся почти на одном уровне с его глазами. Ее ледяной, пронзительный взгляд, совсем как у графа, прямо пробирает холодом до костей. Вряд ли эти глаза когда-нибудь согревало чувство… Сэр Ральф вдруг вспомнил, как однажды в его присутствии граф ласкал изящные белые плечи прелестной юной куртизанки, и тогда его взгляд излучал свет и тепло. Как некстати всплыло это воспоминание, да еще в присутствии вдовы графа. Забыть об этом, сейчас же!

Графская дочка протянула ему свою тонкую ручку для поцелуя. В ее голосе ясно слышались резкие нотки, хотя никто не смог бы упрекнуть ее в нарушении этикета:

— Благодарю вас, сэр Ральф. Вы сами видите, что столь печальная весть явилась ударом для моей матери. Прошу меня извинить, но сейчас я должна успокоить ее. Рассел вас проводит.

Он вдруг с удивлением обнаружил, что ведет себя так, словно говорит не с ней, а с ее отцом. Он поспешно откланялся и промолвил самым подобострастным тоном:

— О да, конечно, конечно. Моя дорогая леди Энн, если я хоть чем-то смогу быть вам полезным, если смогу хоть сколько-нибудь облегчить ваше тяжелое положение, не стесняйтесь, обращайтесь ко мне за помощью. Я сделаю все, что в моих силах. — «Если только ваша дочка, эта маленькая паршивка, не будет вмешиваться», — мысленно добавил он.