Он невольно разбередил почти затянувшуюся рану в ее душе, и та снова начала кровоточить. Арабеллу переполняли сознание собственного поражения и застарелая ненависть к самой себе за то, что она не родилась мальчиком, наследником своего отца, его гордостью и опорой. Проклятие застыло у нее на губах. Она гордо откинула назад голову, собрала всю свою выдержку и промолвила с достоинством, которого вряд ли можно было ожидать от столь юного создания:

— Теперь это земли моей матери. К несчастью, как я уже говорила, у моего отца нет сыновей, нет их и у его младшего брата Томаса. Это огорчает меня, как должно было огорчать отца, поскольку его род теперь прекратит свое существование. Господь не дал ему наследника.

«Она восхитительна, — думал он. — Боже, до чего хороша!» — Теперь она показалась ему еще красивее, чем пять минут назад. Вслух же он небрежно заметил:

— Не стоит упрекать себя за то, что вы женщина. В этом нет вашей вины. Ваш отец гордился вами больше, чем он гордился бы дюжиной сыновей. — Заметив, как радостно вспыхнули ее серые глаза при этих словах, он почувствовал к ней жалость, и это ему совсем не понравилось.

Но перед ним уже снова была холодная и надменная дочь графа Страффорда, и голос ее был переполнен презрением.

— Вы не можете ничего знать о чувствах моего отца — вы не были вхожи в наш дом. Если бы ему стало известно, что вы его незаконный сын, он ни за что не позволил бы вам даже близко подойти к Эвишем-Эбби, чтобы о вашем существовании не узнали его жена и я, его дочь. Мой отец был человеком чести. Он был предан своей семье, своей жене. Фамильная честь для него всегда была на первом месте.

Ему хотелось сказать ей, что она несет чепуху, но он заметил только:

— Как вам будет угодно.

Арабелла так и замерла от неожиданности, не веря своим ушам. Так, значит, он ей уступает? Но она-то чувствовала, что незнакомец привык командовать, привык пользоваться данной ему властью, привык, чтобы ему повиновались безоговорочно. Что ж, возможно, она ошиблась. Возможно, на самом деле он в точности такой, каким показался ей с первого взгляда — пират и мошенник, живущий хитростью и обманом, ему на все и на всех наплевать. Словом, незаконный отпрыск ее батюшки.

— Я вас более не задерживаю, — спокойно промолвила Арабелла. — Надеюсь, в вас еще сохранились остатки порядочности и вы не оскорбите своим присутствием Эвишем-Эбби. Если же у вас хватит наглости появиться у нас, знайте, что вы причините этим боль моей матери, а она и так еще не оправилась от постигшего нас несчастья. Вы считаете себя человеком чести, так и поступайте согласно приличиям. — И, боясь, что он решит, будто она его упрашивает, Арабелла выкрикнула: — Убирайтесь! Слышите, что я говорю? Чтоб ноги вашей не было в моем доме!

Она резко повернулась и решительно зашагала прочь большими, твердыми мужскими шагами. Внезапно она остановилась и, вновь обращаясь к нему, процедила сквозь зубы:

— Как незаконному сыну, вам следует переговорить с поверенным моего отца. Возможно, граф оставил вам что-нибудь — какую-нибудь безделушку на память. Хотя на его месте, я бы не стала упоминать вас в завещании. — С этими словами гордячка снова развернулась и, не оборачиваясь, поспешила к дому. Она праздновала победу: ей все-таки удалось взять верх!

Незнакомец задумчиво смотрел ей вслед.

— Нет, — наконец тихо промолвил он, слегка похлопывая перчаткой по руке, — мое присутствие причинит страдание не вашей матери, а именно вам, леди Арабелла. Вы еще более высокомерны и заносчивы, чем ваш отец. Вы чертовски горды, и мне вас очень жаль.

Он умолк, и в наступившей тишине было слышно только, как шуршит тростник.

Леди Энн сидела между своей дочерью и падчерицей. Элсбет чуть подалась вперед и сложила бледные руки на коленях. Черная траурная вуаль полностью скрывала ее лицо, пряди золотистых волос и ниспадала тяжелыми складками, так что графиня невольно клонилась под ее тяжестью. Ей было ужасно жарко, и она мечтала только о том, чтобы поскорее настал вечер, когда можно будет удалиться в прохладную спальню и сбросить с себя это ненавистное черное одеяние, окутывавшее ее с головы до ног.

Джордж Брэммерсли, поверенный в делах ее мужа, прибыл в имение в графской карете с гербом только вчера вечером и теперь величественно восседал за огромным дубовым письменным столом перед собравшимися в библиотеке. Леди Энн с тоской наблюдала, как он тянет время — сначала протер маленькие стеклышки круглых очков, затем привычным жестом нацепил их на свой ястребиный нос с венозными прожилками. Он медленно перебрал лежащие перед ним бумаги, разложив их сначала в одном порядке, затем почему-то поменяв их очередность. Его слезящиеся старческие глаза старательно избегали взглядов трех женщин. Глядя на его седые всклокоченные космы, торчащие на голове в разные стороны, леди Энн хотелось взять в руки щетку и привести его в божеский вид. Он был старым другом ее мужа, и она всегда жалела его. Но сейчас — сейчас в ее душе не было места былой снисходительности.

Она заметила, что рядом с ней Арабелла буквально натянулась, как струна. За эти дни она еще больше похудела, поскольку почти ничего не ела с тех пор; как узнала о смерти отца. Леди Энн понимала, что Арабелла не сможет долго выносить томительного ожидания. Она знала, что для ее дочери прочтение отцовского завещания означает, что ей следует смириться с утратой самого близкого человека и больше не ждать и не надеяться на чудо.

Графиня чувствовала, что терпение Арабеллы вскоре лопнет, если мистер Брэммерсли и дальше будет продолжать в том же духе. Она старалась подыскать слова, которые можно было бы шепнуть на ухо дочери, чтобы предотвратить вспышку ее гнева. Конечно, слова утешения здесь неуместны — Арабелла ни за что не примет их даже от матери. Лучше сказать какие-нибудь общие, ничего не значащие фразы, которые хотя бы на время отвлекут ее.

Но леди Энн опоздала. Арабелла уже вскочила со стула и стремительным шагом направилась к столу. Она наклонилась к мистеру Брэммерсли и, опершись о стол руками, затянутыми в черные митенки, яростно прошипела:

— Я больше не желаю ждать, сэр. Мне непонятно, что заставляет вас разыгрывать перед нами этот спектакль, и я заявляю вам, что с меня хватит. Вы вконец измучили мою мать, и, если бы у вас были глаза, вы бы это тоже заметили. Сейчас же начинайте читать завещание, иначе я освобожу вас от ваших обязанностей и сама его прочту.

Красные прожилки на носу мистера Брэммерсли стали еще отчетливее, багровые пятна проступили на щеках. Он чуть не задохнулся от возмущения, бросив вопросительный и негодующий взгляд в сторону леди Энн, и та слабо кивнула ему в ответ. Тогда он снова принял торжественную позу, выставил вперед свой маленький подбородок, откашлялся и промолвил:

— Дорогая леди Арабелла, если вы соблаговолите занять ваше место, мы начнем чтение завещания.

— Ну наконец-то — свершилось чудо, — презрительно бросила Арабелла. — Начинайте же, сэр, — приказала она и вернулась к своему стулу.