– Надо ведь что-то делать, – пробормотала Элен. – Как же так? И это в наши дни…

Она взглянула в глаза Воеводину, словно ожидая, что тот, словно былинный богатырь, в одиночку, голыми руками, разбросает всю эту нечисть.

Майор опустил голову. Что он мог поделать?

Вскоре где-то в районе села послышались выстрелы и женские крики. Переместившись на другой склон «высотки», беглецы увидели еще одну леденящую душу картину. Солдаты в селе были куда больше похожи на озверевших эсэсовцев-карателей периода Второй мировой, чем на русский десант. Они убивали всех без разбору, а тех, кто сопротивлялся, просто резали штык-ножами или забивали саперными лопатками. Вакханалия превосходила все мыслимые представления. Женщин били прикладами, насиловали, детей просто расстреливали в упор. Воеводин шептал страшные ругательства, а Бенуа, бледная как полотно, продолжала снимать все эти зверства.

Воеводин чертыхнулся. Левее он увидел, как несколько камуфляжников приближаются к ним.

– Там, в километрах двух-трех, грузинский блокпост. Я попробую их задержать, – звенящим шепотом произнес майор. – Быстро беги туда и расскажи обо всем, что здесь происходило. И обязательно сохрани запись, – он указал на камеру. – Пусть весь мир узнает!

Элен кивнула и начала отползать в сторону. Услышав позади стрельбу, она вскочила во весь рост и, пригнувшись, побежала. Воеводин лежал на прежнем месте и дожидался, пока погоня доберется сюда. Дождавшись, он прыгнул на камуфляжника, повалив того на землю. Противник с размаху упал головой на камень, выпустив из рук автомат. Офицер схватил трофей, намереваясь открыть огонь…

А француженка все бежала и бежала. Падая, поднимаясь, она изодрала одежду и кожу на руках и коленях. Не замечая от усталости и того, что творилось у нее под ногами, она оступилась и сорвалась с небольшого каменистого склона прямо в реку. Впрочем, Элен повезло – течение здесь было слабое, поэтому она выбралась на берег.

Упав на траву, она почти автоматически проверила состояние камеры и вслушалась в ночь. Преследователей не было слышно. Значит, она оторвалась. Или ей дали уйти…

Через несколько дней обессиленная Элен добралась до Тбилиси. Она добиралась на попутках. Местные жители, услышав даже малую толику того, что произошло с ней на блокпосте, без лишних расспросов радушно и хлебосольно принимали ее в своих домах. Уже на пути к столице журналистка прекрасно представляла, какой резонанс вызовет ее материал.

Собственно, так и произошло. После двух минут собеседования с редактором и просмотра видео на монтажном экране материал был почти сразу пущен в новостной блок. Грузия взорвалась. Отрывки видео мгновенно выложили в Интернете, а на редакцию грузинского канала посыпались запросы от иностранных компаний с предложениями выкупить пленку за баснословные суммы.

Однако обогащение отдельно взятой региональной телекомпании стало самым что ни на есть мизерным последствием всей этой истории. Как только ролик прокрутили по основным каналам Франции, Германии, Италии и США, мировая общественность обрушилась на Министерство иностранных дел Российской Федерации с завидным единодушием.

Конечно, немногочисленные критичные умы с первых же дней «информационной войны» сформулировали несколько вопросов, адекватные ответы на которые ставили бы под сомнение вину России в этой поистине ужасающей резне мирного населения. Во-первых, если бы «русские десантники» (а этим словом вскоре пугали практически все западноевропейское население) задумали действительно уничтожить форпост французов (что уже само по себе не имеет никаких логичных аргументов), то какого рожна они вышли на операцию в форме, при нашивках и шевронах? Проще уж было нацепить парадные эполеты и действовать вовсе без масок – скрытности ничуть бы не убавилось.

Во-вторых, каким образом хрупкая журналистка, на фоне обученных русских вэдэвэшников выглядевшая физически весьма скромно, смогла скрыться от целого отряда извергов? Если бы им было необходимо сохранить инцидент в тайне – уж они бы постарались, взяв резвую репортершу вместе с материалами и живой.

Однако ни одно из замечаний не было воспринято широкими кругами международной общественности. Для масс оказалось важнее сочувствовать трагедии, которая была документально подтверждена и имела утвердительный моральный посыл – «современный фашизм» в лице российских военных. Но Министерство иностранных дел РФ не спешило мириться с подобным положением дел. В свою очередь, войска категорически отрицали свою причастность к инциденту и предоставляли все требуемые отчеты о состоянии и действии частей на момент трагедии. Тем не менее многочисленные «комиссии», выросшие как грибы после дождя, с таким рвением и упорством выворачивали факты наизнанку, что любой отказ российского МИДа о предоставлении документов по делу мог расцениться как международное преступление против прав человека и существующего мирового порядка.

Особый акцент правозащитники и международные обвинители делали на том факте, что мирные жители добивались саперными лопатками. Упор на чудовищную жестокость и варварство, абсолютную бесчеловечность русских и прочие штампы, до этого применявшиеся исключительно по отношению к «гитлеровскому садизму», гвоздями вбивались в головы обывателей Запада.

На месте трагедии побывала комиссия особо уполномоченных международных экспертов. Ее члены ранее принимали участие в югославской, иракской и некоторых африканских кампаниях. После визита они пребывали в шоке. По признанию экспертов, такое они видели впервые в своей жизни и просто представить себе не могли, какими зверями надо быть, чтобы так хладнокровно и методично вырезать людей. Правда, ни одного реального предмета, подтверждающего причастность российских десантников, кроме лопаток, найдено так и не было. Но Бенуа, одна из инициаторов полного обнародования всех фактов дела, уверяла, что ошибки быть не может. Став главным действующим лицом всех новостных и аналитических программ в мире, она упорно гнула одну и ту же линию – русские прилетели, всех убили и исчезли. Просто, грубо, бессмысленно – мол, так они всегда и поступали.

Водителя Элен, второго прямого свидетеля развернувшейся трагедии, найти так и не смогли. Он словно в воду канул – никаких следов от него не осталось вовсе. Отпечатки шин на горной дороге исчезли через считаные часы после нападения, а сам он не выходил на связь уже несколько суток. Выводы были сделаны в духе царивших страха и русофобии – он был убит русскими, а тело и машину спрятали очень надежно, заметая следы. Смехотворная для здравомыслящего человека версия экспортировалась с такой настойчивостью, что казалось, по-другому произойти не могло.

Цинковые гробы французских легионеров прибыли на родину уже на волне бурлящей кампании. На устроенной по случаю перезахоронения солдат встрече президент и премьер-министр Франции заявили свой однозначный и резкий протест России. Страны Европейского союза после проведения нескольких показательных заседаний Еврокомиссии направили президенту Российской Федерации дипломатическую ноту понятного содержания.