Франко! Т-ты даже не подумал о нём, потому что…

— Вот именно! — перебил меня мужчина, — в комнате был мой сын. Я, по-твоему, из ума выжил, изменять тебе при сыне?

Я почти задохнулась.

— Значит ты не отрицаешь, что делал это без него? — губы дрожали, — и… и это наш сын, а не только твой.

Эксаль сперва замер, а после расплылся в улыбке, словно сдерживая смех.

— А знаешь, я рад, что ты отказывалась разговаривать со мной эти две недели. Теперь мы делаем это при людях, а значит будет больше шансов на то, что ты поймёшь, о чём именно говоришь, — улыбка с его лица сползла, — я даю тебе слово, что никогда ни единого раза не изменял тебе, Долли.

Какой же у него при этом был взгляд! Мне даже сейчас хотелось поверить ему и обмануться. Почувствовать, что всё снова хорошо на несколько дней, а после упасть ещё ниже.

Но у меня был пример мамы, которая прощала ужасные поступки отца, его пьянство, кражи и измены, и я не хотела быть такой, как она. Я хотела чувствовать, что меня любят хоть немного в ответ, и не закрывать глаза на правду.

— Я всё видела, — ответила ему, вздохнув, — и не один раз ловила тебя. Да даже твоя сестра подтвердила!

Мужчина закатил глаза.

— Гениальный пример, Долли. Мы оба знаем, что у неё в голове, — он всё ещё вальяжно опирался на стойку.

Его будто ничего не волновало, и ничего ему не угрожало. Он был расслаблен, словно знал, что победит.

— Вы настояли на свидетелях, — произнесла судья, — однако мы выслушаем их позже. После ваших доводов, истец, в подтверждение измены. Продолжайте вашу историю. Мы все ждем.

Я медленно кивнула, собралась с силами и выдавила:

— Когда брат ушёл нам стало очень тяжело. Я долго искала работу, бегая с одной подработки на другую, но без опыта и несовершеннолетнюю меня не хотели брать. Всё оказалось сложнее, чем я себе придумывала.

«Мне снова отказали. Как увидели мою просящую улыбку и протянутые документы, так сразу покачали головой и даже на собеседование не пустили. Хотя по телефону звали так сильно, сказали об ужасной нехватке персонала и… но оно уже было не важно. Я опять шла домой и ревела — это единственное, что я могла делать. Если бы мне платили деньги за слёзы, то моя семья была бы самой богатой в городе.

Хаоса в картину жизни добавляло то, что Карлос, которому полгода назад исполнилось двенадцать, постоянно дрался в школе, а маме приходилось зашивать его порванные вещи.

Семилетняя Агата должна была пойти в школу, и благодаря тому, что она прошла какой-то там тест для поступающих с высокими баллами, её приняли в школу получше в другом районе, а значит кто-то должен будет не только водить её, но ещё и купить в следующем месяце школьную форму, которая нам точно была не по карману. Не говоря о тетрадях и прочей школьной гадости! Я боялась представить сколько стоит всё это. Зачем оно вообще нужно?

— Ну и? — сидела на лавке у ворот мама.

Она заметила меня первой — я снова ничего не видела перед глазами. С усилием лишь помотала головой ей в ответ.

— И в самом деле бесполезная! — фыркнула она, — твой брат хотя бы что-то мог, а ты?

Она никогда не обращала внимания на меня, разве что, если я не успевала что-то сделать или накосячила. Спасибо, что она слёзы не заметила — так бы вцепилась в них и продолжила орать.

— Господи, зачем я вас всех рожала? Чтобы вы мне в старости стакан воды не принесли? — продолжила она, пока я заходила в дом, — ни черта не можете без меня! Почему я должна тянуть вас всех на своей шее?!

Бабушка была мягче:

— Забери это чудовище! — сунула мне в руки младшую она, — спина от неё болит.

Она криво захромала к квадратному телевизору, подняв кучу пыли из кресла напротив.

— Что, сестренка, ты снова никому не сдалась? — рассмеялся Пабло, — говорил я тебе — иди в проститутки. Спрос будет… хотя, получать всё равно будешь мало, — он закинул в рот что-то из своей тарелки, — страшная же, как будто тебя уже лет двадцать кто-то…

— Заткнись! — крикнула на него бабушка, — телевизор не слышно из-за тебя, идиот!

Паб продолжил жевать:

— Так ты прибавь звук, дура, — закатил глаза он, — буду я ещё шептать ради тебя, ага.

Я села напротив него.

— Чтобы больше электричества намотало?! — заорала, вбежав домой, мама, — пошёл вон отсюда, советчик хренов!

Я поменяла позу малышки на руках, чтобы та смогла наконец уснуть. Глазки у неё закрывались ужу с минуту.

— Ты что здесь делаешь? — спросила у старшего брата, — неужели пришёл пожрать? А твоя невеста тебя почему не кормит?

Мне казалось, он бросит в меня свою тарелку. Он так иногда делал, когда вокруг не было никого из родителей. Но сейчас я была защищена.

— Завали, ясно?! — прорычал он, — где хочу, там и сижу. Или тебе жалко, курица? Ты-то сюда вообще ничего не купила.

— Долорес, чтоб тебя! Пошла вон отсюда в другую комнату! — мама, — надоели орать! Никакой от вас пользы, нахлебники чёртовы!

Я встала, думая только о том, что живот сводит от голода — я опаздывала утром и поесть не успела, а сейчас там будет этот идиот Паб, который каждую мою ложку прокомментирует. Лучше уж так, чем под всеми их взглядами и насмешками.

В комнате было прохладно, в отличие от кухни. А ещё темно от закрытых штор и окон — они здесь никогда не открывались, потому что были залеплены скотчем в нескольких местах и щелях в дереве. Это я придумала, потому что младшие вечно лезли туда и нередко резались, вот и… положила ребенка на кровать мамы — стало немного легче. Вчера пришлось поднимать кеги с пивом, потому что вторая моя сменщица заболела, а строящего мне глазки охранника в тот день не было. Да и просить его как-то было уже не забавно, как сначала — ему было больше сорока, а попытки меня облапать не под камерами наблюдения участились. Но это всё равно было лучшим вариантом подработки, продавцом меня взять не могли, но помощником — запросто. Там хоть стабильно платили, а ещё просили оставаться всего на пол дня, из-за второй сменщицы. Так нам просто можно было меньше платить, потому что мы работали по пять часов каждая, но не полную смену для «взрослых». Брат так сказал — я хоть и терпеть его не могла,