В Шестом северо-западном Зале 16 осветил фонариком мое послание. Несколько долгих мгновений он стоял неподвижно. Я велел ему поразмыслить о собственной гнусности. Может быть, он послушался моего совета? Внезапно 16 встал на колени и принялся быстро писать.

Мне никто прежде не писал.

16 писал долго, и меня это почему-то радовало. Однако я подумал: «Чему ты радуешься? Какая разница, длинное послание или короткое? Ты знаешь, читать его нельзя. Если ты его прочитаешь, то сойдешь с ума». Какая-то часть меня (очень глупая часть) до того хотела прочесть послание, что почти готова была заплатить за это утратой рассудка.

Из Темноты перед 16 сгустились два черных силуэта и забили крыльями в Воздухе. 16 от неожиданности вскочил и закричал.

Это были всего лишь грачи. Они проснулись и прилетели глянуть, что тут такое странное творится.

– Кыш! Кыш! Отвалите! Не до вас!

Голос у 16 был совершенно не такой, как я ожидал.

Я ушел так же тихо, как пришел, добрался до Третьего северного Зала, лег, но уснуть не смог.

Вторая запись от Семнадцатого дня Девятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Как только взошло Солнце, я взял Указатель и Дневники, открыл Указатель на букву «Р», однако рубрики «Рафаэль» там не было.

Я наскоро поел и поблагодарил Дом за его Милости. Мне нужно было задать вопрос Другому, однако день был не тот, когда мы встречаемся, и я знал, что с вопросом придется повременить.

Я отправился в Шестой северо-западный Зал. Грачи приветствовали меня шумно, однако сегодня мне некогда было с ними разговаривать. 16 исписал на Плитах кусок площадью примерно 60 на 80 сантиметров.

Сердце у меня учащенно забилось. Я глянул вниз.

Я увидел слова:

МЕНЯ ЗОВУТ…

Я увидел слова:

…ЛОРЕНС АРН-СЕЙЛС…

Я увидел слова:

…ПОМЕЩЕНИЕ СО СТАТУЯМИ МИНОТАВРОВ…

Что мне было делать? Я знал: пока надпись существует, у меня будет сильнейшее искушение ее прочесть. Я решил, что выход один – уничтожить ее.

Я сбегал в Третий северный Зал, взял старую рубашку и мел. Я пишу «рубашка», хотя на самом деле она так износилась, что не заслуживает подобного названия. Я порвал ее надвое. Затем побежал обратно в Шестой северо-западный Зал. Там я половиной рубашки завязал себе глаза, встал на колени и принялся возить другой половиной по Плитам, стирая слова 16.

Минуты через две я снял повязку и поглядел. Кое-где остались кусочки надписи.

Смысла особого в словах не было – во всяком случае, на первый взгляд, – и я надеялся, что они на меня не подействуют. (Ничего плохого я не ощутил.) Я встал на колени и написал ответ.

Запись от Восемнадцатого дня Девятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Сегодня в десять утра я пошел во Второй юго-западный Зал на встречу с Другим.

Он стоял у Пустого Пьедестала, одетый в темно-коричневый костюм и рубашку цвета хаки. Ботинки у него были каштанового цвета, блестящие.

– Я хочу задать тебе вопрос, – сказал я.

– О’кей.

– Почему ты не был со мной честен?

Другой глянул холодно и сказал:

– Я всегда с тобой честен.

– Нет, – ответил я. – Почему ты не сказал, что номер шестнадцать – женщина?

На лице Другого в мгновение ока сменилось несколько выражений: заносчивое желание все отрицать, досада и недовольное согласие с услышанным.

– О’кей, – признал он. – Упрек по-своему справедлив. Но я и не говорил тебе, что она не женщина.

Я только закатил глаза – таким жалким было это оправдание.

– Я несколько месяцев говорил о номере шестнадцать «он», и ты ни разу меня не поправил. Почему?

Другой вздохнул:

– О’кей. Я ничего не говорил, потому что знаю тебя, Пиранези. Ты романтик. Да, ты называешь себя ученым и сторонником разума. По большей части так оно и есть. Но ты еще и романтик. Я знал, тебя трудно будет убедить, что номер шестнадцать представляет угрозу. Сказать, что она женщина, значило бы еще усложнить задачу. Женщина заинтересовала бы тебя куда больше. Ты даже мог бы в нее влюбиться. И уж точно не удержался бы от разговора с ней. Понимаю, тебе трудно в это поверить, но я правда о тебе заботился. Жизненно важно, чтобы ты не доверял номеру шестнадцать, поскольку номер шестнадцать – само коварство. Понимаешь?

Молчание.

– Что ж, – сказал я наконец. – Спасибо, что заботился обо мне. Не думаю, что так легко поддался бы женщине, как ты считаешь. Впредь, пожалуйста, не надо ничего от меня скрывать.

– Справедливо. – Другой нахмурился. – А как ты узнал? – Голос у него стал резкий, встревоженный. – Ты ведь не разговаривал с ней?

– Нет. Я видел ее в Шестом северо-западном Зале и слышал ее голос. Она меня не видела.

– Ты слышал ее голос? – Другой встревожился еще больше. – С кем она говорила?

– С грачами.

– А… – Пауза. – Как странно.

Запись от Девятнадцатого дня Девятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос