День был дождливый, серый, промозглый. Я стоял на газоне под проливным дождем в окружении роз, посаженных моей матерью (хотя теперь они вынужденно соседствовали с невыносимо вульгарными садовыми цветами). Сквозь ливень проступали белые, абрикосовые, розовые, желтые и алые кусты.

Я постарался вспомнить себя ребенком в этом саду, последний раз, когда и мир, и мой разум были свободны. Я стоял перед розами в синем шерстяном комбинезончике и сжимал в руке оловянного солдатика. Краска на солдатике чуть-чуть облупилась.

К своему изумлению, я убедился, что мощь воспоминаний удивительно велика. Разум мгновенно освободился, зрение очистилось. Долгий, тщательно подготовленный ритуал оказался совершенно не нужен. Я больше не видел и не чувствовал дождя. Я стоял в солнечном свете раннего детства. Розы обрели сверхъестественно яркие цвета.

Вокруг меня начали появляться двери в иные миры, но я сразу узнал нужную – в мир, куда утекает забытое. Края ее были истерты идеями, уходящими из нашего мира.

Теперь дверь была видна совершенно отчетливо. Она располагалась между кустами Антуан Ривуар и Кокетт де Бланш. Я шагнул в нее.

Я стоял в обширном помещении с каменным полом и мраморными стенами. Вокруг меня были восемь массивных статуй, не повторяющих одна другую, и каждая изображала минотавра. Огромная мраморная лестница уходила в умопомрачительную высь и спускалась в столь же головокружительную глубину. Странный рокот – как будто шум моря – наполнил мой слух…

Третья запись от Девятнадцатого дня Девятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Теории Лоренса Арн-Сейлса, изложенные в моих Дневниках, близки к тому, что говорил Пророк. (Новые подтверждения того, что они – один и тот же человек!) Я был рад увидеть имя «Аддедомар» и узнать, как оно пишется правильно. Это имя Другой выкликал во время ритуала три месяца назад. Я не сомневаюсь, Другой услышал про Аддедомара от Лоренса Арн-Сейлса. («Все его идеи – мои», – сказал Пророк.)

Одно предложение меня озадачило. Мир постоянно говорил с Древним Человеком. Не понимаю, почему тут употреблено прошедшее время. Мир говорит со мной каждый день.

Теперь мне легче читать дневниковые записи, чем поначалу. Я сохраняю спокойствие, даже когда сталкиваюсь с самым мудреным языком. Слова и сочетания, пульсирующие загадочной энергией, – такие как «Манчестер» и «полицейский участок» – больше не выводят меня из душевного равновесия. Я почти бессознательно научился воспринимать их как писания оракула либо ведуна, того, кто в экстазе или по вдохновению делится знанием, пусть даже облеченным в странную и маловразумительную форму.

Быть может, я и впрямь писал это в измененном состоянии сознания? Гипотеза довольно убедительная, но она оставляет ряд вопросов. Каким образом я достиг этого состояния? И зачем я, всегда считавший себя ученым, вообще таким занялся?

Запись от Двадцать первого дня Девятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Одна из моих постоянных задач – вести Таблицу Приливов. В этом я полагаюсь на свои наблюдения и на выведенные мною формулы. Каждые несколько месяцев я делаю расчеты и убеждаюсь, что в следующие недели не будет Чрезвычайных Событий. В последнее время я был так занят, что забросил эту работу. Сегодня утром я засел за нее и тут же обнаружил нечто Крайне Тревожное – Совпадение четырех Приливов меньше чем через неделю!

Я пришел в ужас. Это Событие едва не застало меня врасплох! Период, для которого я просчитал Приливы, закончился две недели назад. Я пренебрег своими обязанностями и подверг себя и Другого смертельной опасности!

В волнении я вскочил и принялся мерить шагами Зал. «Черт! Черт! Черт! Черт! Черт! – говорил я себе. – Черт! Черт! Черт! Черт!» Проходив так минуту-две, я строго себя отчитал, сказав, что бесполезно убиваться из-за Прошлого; надо позаботиться о Будущем.

Я сел и проделал другие вычисления, дабы яснее понять, что произойдет. В зависимости от Силы и Объема Воды – которые трудно предсказать точно – затопить могло от сорока до ста Залов.

По счастью, была пятница – один из дней, когда я встречаюсь с Другим. Я пришел во Второй юго-западный Зал почти за полчаса до назначенного времени, так хотел скорее с ним поговорить.

Как только он появился, я крикнул:

– Мне нужно кое-что тебе сказать!

Другой нахмурился и собрался меня перебить: он не любит, когда я перехватываю инициативу. Однако на сей раз я не дал заткнуть мне рот.

– Будет Великий Потоп! – объявил я. – Если не подготовиться как следует, есть серьезная опасность, что нас унесет и мы утонем.

Он тут же стал весь внимание:

– Утонем? Когда?

– Через шесть дней. В четверг. Вода начнет подниматься примерно за полчаса до полудня. За Приливом Восточных Залов последует…

– В четверг? – Он сразу успокоился. – Это о’кей. В четверг меня здесь не будет.

– А где ты будешь? – удивленно спросил я.

– В другом месте, – ответил он. – Это не важно. Не волнуйся.

– Ясно, – сказал я. – Ладно, это хорошо. Центр Потопа будет на расстоянии ноль целых восемь десятых километра к северо-западу от Первого Вестибюля. Важно, чтобы ты не оказался на пути Воды.

– Со мной все будет хорошо, – сказал Другой. – А ты не пострадаешь?

– Не пострадаю. Спасибо, что спросил. Я уйду в Южные Залы.

– Хорошо.

– Значит, остается только номер шестнадцать, – сказал я, не подумав. – Надо… – Я умолк. – То есть… – снова начал я и опять умолк.

Наступило молчание.

– Что? – резко спросил Другой. – О чем ты говоришь? Каким боком тут номер шестнадцать?

– Я всего лишь хочу сказать, что номер шестнадцать чужая в этих Залах. Она не знает о грядущем Потопе.

– Не знает, наверное. И что?

– Я не хочу, чтобы она утонула.

– Доверься мне, Пиранези. Это разом устранит все затруднения. Да и в любом случае не важно, как к этому относиться. Ты не можешь войти в контакт с номером шестнадцать, так что не сумеешь ее предупредить, даже если захочешь.

Опять молчание.

– Ведь это же правда? – спросил Другой. – Ты с ней не разговаривал?

Он пристально, испытующе поглядел на меня.

– Не разговаривал, – ответил я.

– Ни сейчас? Ни в прошлом?

– Ни сейчас. Ни в прошлом.