стражников и небольшой запас патронов. Пушек в городе не было, ни одной. К счастью, как оказалось, их не было и у китайцев. В распоряжении Фёдора были всё те же сорок семь казаков и сто двадцать восемь стражников. За ночь они соорудили две баррикады, как говорится, из подручных средств – то есть собрали в примостовом, покинутом жителями посёлке всё, что могло сгодиться, в основном то, что осталось от строителей моста и дороги. Одну баррикаду построили примерно на середине моста, вторую на выходе. Вторую сделали повыше, чтобы засевшие на ней могли стрелять через головы защитников первой. По краям её оставили проходы: если придётся оставить первую, то отступившие бойцы через них легче уйдут под защиту второй.

Немаловажным оказался вопрос, где поставить пулемёт – на первой или второй баррикаде. Десяток военачальников, тех, что шли с колонной, и два вахмистра, прибывших от Гернгросса, спорили до хрипоты, приводя свои аргументы. Одни говорили, что пулемёт на первой наведёт страх и ужас на боксёров, и тем самым остановит их и обратит в бегство; другие возражали в том смысле, что боезапас у пулемёта ограничен (десятка два лент по 250 патронов), этого может не хватить для остановки фанатиков, а отступать с ним, довольно-таки тяжёлым, будет сложно: есть вероятность его лишиться.

Фёдор слушал спор и всё больше мрачнел, потому что сам не знал, на что решиться. Волей случая он стал командовать обороной моста, но ему ни разу в жизни не приходилось командовать именно обороной. В атаки ходил неоднократно, а тут…

В конце концов он понял, что должен остановить бессмысленную словесную баталию, и сказал решительно и твёрдо:

– Ставим на первой баррикаде. Вдарим, как получится. Ежели кончатся патроны, уносить его не надо, потому что без патронов это просто никому не нужная тяжёлая железяка.

Говорил и думал: у пулемёта сядет Ваня, его кровинка, и никто не скажет, что с ним станется, когда кончатся патроны. Уж лучше бы сам сел за эту машинку! И тут же решил, что тоже будет на первой баррикаде, рядом с сыном. На то он и командир!

Они появились на железнодорожном полотне на рассвете – безмолвной плотной толпой, похожей на тёмно-серую тучу. Нет, не на тучу, подумал Иван, сидя с Прохором Трофимовым за пулемётом, она похожа на огромного слизняка – он такого видел однажды в тайге, – особенно, когда втянулась в узкий пролёт моста и поползла к баррикаде. Ближе и ближе, вот уже осталось не больше сотни шагов. Ивану показалось, что он слышит тяжёлое сопение «слизняка». Он оглянулся на отца, стоявшего неподалёку с винтовкой на взводе: ну, что же ты, тятя, командуй!

И, словно услышав призыв сына, Фёдор сказал громко и как-то буднично:

– Огонь!

Прохор мгновенно нажал на гашетки пулемёта. По «слизняку» хлестнула свинцовая нагайка: слева-направо и справа-налево, ещё и ещё!.. Первые ряды легли подкошенно, следующие взвыли и попятились, но на них давила, толкала вперёд плотная масса толпы. Теряя разум, не зная, куда спрятаться, люди подняли своё оружие и побежали навстречу смерти.

Когда закончилась первая лента, Иван лихорадочно, но без ошибки, вставил вторую. Пока менял, услышал плотную винтовочную стрельбу – рядом и сзади, от второй баррикады. Работы хватило всем.

…Потеряв не меньше двух сотен человек, нападавшие откатились на левый берег и целую неделю, как говорится, не высовывали носа. А потом начались осада и, разумеется, оборона Сунгари, ставшие началом этой недолгой, но кровавой войны.

Вторым русским городом, подвергшимся осаде, стал Благовещенск.

19

Все последние дни июня 1900 года военный губернатор Амурской области Константин Николаевич Грибский чувствовал непреходящую тревогу. Он пытался успокоиться погружением в текущие достаточно мелкие дела, типа благоустройства территории военных лагерей, однако все они так или иначе приводили к той же тревоге, которая была сродни предчувствию большой войны.

Впервые она проявилась, кажется, дня через три-четыре после объявления мобилизации. В городе появилось много казачьих нижних чинов, прибывших из станиц и ожидающих отправки к местам дислокации (куда именно, понятия не имел и сам военный губернатор); озлобленные тем, что их в самую страду оторвали от семейных дел и хозяйственных забот, они слонялись по питейным заведениям, буянили, встречая китайцев и маньчжур, живущих в Благовещенске, сквернословили и пускали в ход тяжёлые кулаки. «Около самого Полицейского управления толпа запасных набросилась на проходившего торговца-маньчжура, разбросала его товары и кроме того побила. “Из-за тебя, твари, кровь свою идём проливать”, – приговаривали возбуждённые и подвыпившие чины запаса», – писал в «Амурской газете» её редактор Александр Валерианович Кирхнер. Если в конце мая и начале июня, когда начались разговоры о возможной войне, маньчжуры и китайцы переправлялись на свой берег, можно сказать, тайком и на всякий случай, то теперь, подгоняемые враждебностью населения, уходили чуть ли не толпами. Даже крестьяне из пригородных сёл и деревень кое-где начали выгонять живших бок о бок с ними маньчжур: отправляйтесь, мол, на свой берег, от греха подальше.

Обеспокоенный этими событиями губернатор приказал расклеить по городу объявление о том, что виновные как в распространении ложных тревожных слухов, возбуждающих беспокойство среди населения, так и в проявлении малейшего насилия над китайским населением области, будут привлекаться к ответственности по всей строгости законов. Но разве возможно заткнуть рот слухам, умерить тревожное и нервное настроение горожан? Говорили, что буквально через девять дней начнётся война, что китайцы нагрянут и вырежут всех мужчин, а русских женщин возьмут себе в услужение. Замечали, что обычно трусоватые маньчжуры и китайцы, живущие в городе, стали вести себя нахальнее и даже наглее: лезут куда не надо и огрызаются на справедливые указания. Случаются и драки с местными жителями.

Для уменьшения беспорядков было приказано закрыть питейные заведения, – глава области вздохнул, вспомнив, как сопротивлялась городская управа. Он и сам понимал, что это ненадолго: слишком убыточно для городской казны.

14 июня состоялось экстренное заседание городской думы. Вопросы были наиострейшие. Военный госпиталь, прежде принимавший городских больных, теперь отказал в их размещении и лечении, поэтому требовалось немедленно подыскать помещение под больницу. Решили использовать пустующий тифозный лазарет, разумеется, как следует продезинфицировав его. Управлению водного транспорта дали указание блиндировать пароходы железными листами, чтобы защититься от пуль и снарядов, которые могут прилететь с китайской стороны; вооружить их лёгкими пушками, экипажи укомплектовать боевыми дружинами, поскольку пароходы должны были курсировать между пограничными постами в целях охраны берегов Амура. Заведывание охраной на реке военный губернатор возложил на пограничного комиссара на правах полкового командира.

В общем, всё необходимое в создавшихся условиях