Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Черт возьми! – воскликнула я, – Откуда ты все это знаешь?! О чем бы у нас не зашел разговор, ты можешь лекции об этом предмете читать! Как так получилось, что при таких энциклопедических знаниях ты работаешь водителем?
– Водителем? – Агиль смотрел на меня удивленно. Я перебила его в тот момент, когда он извлекал смысл из древней битвы двух племен, которые проживали на том самом месте, где сейчас стояла столица Анитры.
– А… – до меня вдруг внезапно дошло, что я не знаю, точно ли он работает водителем. Он ни разу не говорил об этом. Никогда. Я лихорадочно рылась в памяти. Нет, точно, никогда не говорил! Я сама это решила! Он всегда называл свою работу “эта работа”, но никогда не говорил, в чем она заключается.
Черт, я знаю человека уже… сколько? Да не так уж и много, в общем-то. Около месяца в доме Горгия и сейчас, с момента нашей второй встречи, около двух месяцев. Месяцы, конечно, длиннее земных, потому что в Данрелионе год поделен на 10 месяцев, но все равно, наше знакомство длится не очень долго. Но мне казалось, что мы знакомы давным давно, настолько хорошо мы понимали чувства друг друга, иногда даже договаривали друг за другом фразы. А на самом деле мы не так много и знали друг о друге. Нет, не так. Это я о нем знаю мало. Он обо мне знает гораздо больше.
– А кем ты работаешь? – спросила я.
Агиль подумал.
– Ну можно это назвать и водителем, – в конце концов неуверенно произнес он.
– А точнее? В чем заключается твоя работа?
Агиль рассердился:
– Это трудно описать! Кроме того, я и не имею права обо всем рассказывать.
Он вскочил и отошел к краю обрыва. Я смотрела в его спину на фоне голубого неба. Это было наше любимое место у моря, мы прилетали сюда часто. Здесь нельзя было спуститься к воде без риска сломать себе шею. Берег состоял из холмов, покрытых лесом. И вот на одном из этих холмов, на самой вершине, была проплешина, небольшая поляна, с которой открывался совершенно обалденный вид на море. С трех сторон ее окружал лес, а с четвертой был обрыв над морем. Иногда, когда ветер дул с моря, здесь было невозможно находиться, но в тихие дни это было чудесное уединенное место.
И вот теперь Агиль стоял над морем и злился, что было для меня в новинку после второй нашей встречи. Да и в первую он так не злился, кажется. Сердился иногда, когда я делала что-то неверно – резко дергала рольд, слишком круто поворачивала, но недолго и как-то не всерьез.
Вот что я такое спросила? Да в этой стране только спроси человека про его работу, так он будет соловьем заливаться, рассказывая тебе все тонкости. Еще устанешь слушать и будешь молить о пощаде, а он будет бежать за тобой, договаривая. А тут такая реакция… Может, он и в самом деле редкостный экземпляр, которому не нравится место, куда его определила система профориентации? Ну надо же, какой уникальный – и внешность у него нестандартно корявая, и работа ему не нравится…
Наверное, надо было как-то исправлять ситуацию, но я не чувствовала за собой вины. Я ничего не скрывала из текущей ситуации. Единственное, о чем я не говорила Агилю – это о том, что я была уже замужем. Если придираться к деталям, я и до сих пор еще замужем. Причем я не собиралась скрывать это вечно, просто пока не говорила. Оправдывала себя тем, что Агиль меня замуж не звал и вряд ли позовет, учитывая мой брачный статус, а значит, и лишняя информация ему ни к чему.
Про него же я знала очень мало. Немного о родительской семье, много о детстве и юности и очень много о том, что он читал, видел и слышал.
До этого момента я не задумывалась об этом. Встречи с Агилем были интересными, но я знала, что ничем серьезным эти отношения не могут завершиться, поэтому не задавалась лишними вопросами. Да и некогда особо было, все время занимала учеба. Но такая реакция на вопрос о работе меня поразила и заставила задуматься.
С Костей я привыкла всегда извиняться первой. Даже если не понимала, в чем моя вина. Просто так было проще, чем терпеть несколько дней его угрюмого вида и мрачного молчания. В результате такой политики в нашем доме виновата всегда была я.
Сейчас я не хотела извиняться. Опять же не понимала, за что, и не хотела тащить в новую жизнь старые ошибки.