Иногда Грегори отправлялся плавать со своим дядей в Сенликавер. Бывало, он заходил к нему пропустить по стаканчику, тогда он поднимал к лампе стакан с виски, в котором отображался отблеск стекла, и говорил:

— Хорошая штука — жизнь отшельника.

И обижаться на него было нельзя. Как нельзя было не заметить, что он ни разу не принес бутылку виски с собой, чтобы пополнить запасы отшельника.

Отец Херли был совершенно не готов к тому, чтобы Грегори зашел к нему в гости посреди ночи.

— У меня небольшая проблема, Джим, — сказал он с порога.

Никаких «прости, дядя, что разбудил тебя в три ночи». Отец Херли отправил смотрителя и старшего священника в свои комнаты, уверив их, что сам разберется. Когда они зашли в комнату Джеймса, он понял, что Грегори уже хорошенько набрался: у мальчика блестели глаза, а на лбу выступил пот.

— Что случилось?

— Чертов велосипед вынырнул прямо передо мной, нормального освещения не было, не было и светоотражателей — ничего. Чертовы идиоты, они должны ездить по специальным дорожкам, как в Европе.

— Что случилось? — повторил священник.

— Не знаю. — Грегори был похож на ребенка.

— Он в порядке? Он ранен?

— Я не останавливался.

Отец Херли встал. Его ноги дрожали, он не мог устоять и снова сел.

— Но он ранен? Он упал? Матерь Божья, Грегори, ты же не бросил его там на обочине?

— Мне пришлось, дядя Джим. Я превысил скорость.

— Где он? Где это случилось?

Грегори рассказал ему, что это случилось на подъезде к Дублину, на темной дороге.

— Что тебя занесло туда? — спросил священник. Это было ни к чему, но он не чувствовал сил, чтобы подняться на ноги, дойти до телефона и вызвать полицию и «скорую помощь».

— Я подумал, что так безопаснее вернуться домой. Меньше шансов, что тебя остановят. Ну, ты понимаешь — чтобы не проверяли на алкоголь. — Грегори посмотрел на дядю так, как смотрел, когда забывал выгулять собаку.

Но на этот раз в ночи на дороге лежал велосипедист.

— Прошу тебя, Грегори, расскажи, что, по-твоему, случилось.

— Не знаю, господи, не знаю. Я почувствовал удар от велосипеда. — Он побелел и замолчал.

— А потом?

— Не знаю, дядя Джим, я боюсь.

— И я, — честно признался Джеймс Херли.

Он поднял трубку телефона.

— Нет! — закричал его племянник. — Ты же погубишь меня.

Джеймс Херли набрал номер полиции.

— Замолчи, Грегори, я не назову твоего имени. Я пошлю их на место происшествия, а потом поеду туда сам.

— Ты не можешь… не можешь…

— Добрый вечер, сержант, это отец Херли. У меня есть срочное сообщение. Произошел несчастный случай… — Он назвал дорогу и округ. Он сказал, что несчастный случай произошел полчаса назад. Грегори кивнул. — Да, был удар, а потом виновный скрылся.

В этих словах было столько презрения, что на этот раз Грегори даже не поднял головы.

— Нет, сержант, ничего больше я сказать не могу. Мне жаль, это было сказано мне во время исповеди. Это все, что я могу сказать. Я сейчас буду там, чтобы посмотреть, что произошло с этим несчастным… Нет, это было сказано во время исповеди, я ничего не знаю ни о машине, ни о ее водителе.

Отец Херли пошел за пальто. Он увидел, что его племянник вздохнул с облегчением. Грегори посмотрел на него с благодарностью:

— Я никогда не думал об этом, но, конечно, ты не можешь говорить, это ведь тайна исповеди…

— Это была не исповедь, я мог бы сказать, но не скажу.

— Но ты не можешь нарушить священное правило…

— Закрой рот!

Это был уже не тот дядя, которого он знал. Он взял с собой небольшую сумку на случай, если придется отпевать того малого.

— Что мне делать?

— Ты пойдешь домой пешком. И ляжешь спать.

— А машина?

— С машиной я сам разберусь. Отправляйся с глаз моих долой.

Велосипедист оказался молодой девушкой. Согласно ее студенческому в сумке, ее звали Джейн Морриссей. Ей было девятнадцать лет. Она была мертва. Полицейские сказали, что такие случаи были частыми, когда негодяй не останавливался и тело оставалось лежать на дороге. Один из них снял шляпу и вытер лоб, другой зажег сигарету. Они переглянулись за спиной у священника, приятного мужчины лет пятидесяти. Он отслужил панихиду по мертвой девушке и заплакал, как мальчик.

Потом бессонными ночами он говорил себе, что сделал это ради Лауры. Он не мог заснуть еще следующие несколько ночей. Он не смог бы сказать своей сестре, что ее единственный сын был подлым убийцей, сбежавшим с места преступления.

В реальной жизни все было не так, как в черно-белом кино с Монтгомери Клифтом в главной роли, когда он играл священника, который не мог сделать выбор и метался в агонии. Сегодня служитель церкви брал на себя ответственность за свои поступки и сам решал, что для него важнее.

Но для Джеймса важнее всего была Лаура. Только так он мог спасти ее. И дело было не в том, чтобы соблюдать гражданский кодекс или закон Божий.

Он солгал сержанту Гарде, сказав, что ему поступил истеричный звонок от кого-то, кто пытался исповедаться, и он понятия не имел, кто это был. Он солгал и настоятелю, сказав, что гость в ночи был прохожим, который собирал пустые бутылки. Он солгал сестре, сказав, что у него много дел в церкви, когда она приглашала его в гости. Правда была в том, что он не мог смотреть им в глаза. Он не смог бы слушать, как они будут рассказывать ему еще одну сказку про замечательного Грегори.

Отец Херли перегнал машину Грегори на стоянку в другом районе Дублина, где его никто не знал. Он солгал механикам, что стукнул машину о ворота церкви. Механику польстила мысль, что священники тоже не без греха.

— Сколько я должен вам? — спросил отец Херли.

— Я вас прошу, святой отец, помолитесь за меня и мою старую матушку, ей нездоровится.

— Я не молюсь в обмен на починку машины. — Отец Херли взбесился. — Скажите мне, наконец, сколько я вам должен.

Испуганный механик назвал сумму.

Отец Херли успокоился и взял механика за руку:

— Простите, мне жаль, что я на вас накричал. Мне пришлось нелегко в последнее время, но это, конечно, не оправдание. Вы не представляете, как я сожалею.

Мужчина вздохнул с облегчением.

— Ничего страшного, святой отец, нет ничего проще, чем починить машину, которая слегка повредилась о ворота, вы даже не заметите, что она была не в порядке.

Ему вспомнилось лицо девятнадцатилетней Джейн Морриссей, студентки факультета социологии. Кровь струилась по ее голове. На мгновение он потерял сознание.