— Но я не согласен! Это мой приговор. Пусть лучше меня казнят, но не трогайте детей.

— А что станет с вашими детьми? Думаете, от вашей семьи отстанут? Да ваша жена не сможет даже работу найти с таким клеймом. Это еще раз доказывает мою правоту. Она бы не пожертвовала собой ради ваших детей. — Он указал на судью. — Только поистине добрый человек способен на такой самоотверженный шаг.

У Виктора пропал рот, а сам он словно примагнитился к стулу, на котором сидел.

— Простите, Виктор. Но вы мешаете свершению правосудия.

Он посмотрел на судью.

— Поторопитесь. Время уходит. И не советую тратить пулю на меня. Не получится, а тогда придется убивать своего ребенка голыми руками, если, конечно, захотите сохранить кого-то из них.

— Нет, я не могу! Мои мальчики…

— Приговор вынесен, обжалованию не подлежит.

Этой фразой Он поставил точку и просто сел на пол, ожидая действий судьи.

— Я не смогу, пожалуйста, убейте лучше меня.

Он не отвечал. Бедная мать, которую заставляют сделать поистине ужасный выбор, бросилась к коленям этого дьявола.

— Пожалуйста… Пожалуйста!

Его ответом лишь был материализованный таймер, показывающий обратный отсчет.

— Заберите меня! Не трогайте моих детей! У них вся жизнь еще впереди! Пожалуйста! Я ошиблась! Сделала много плохого! Признаю! Но я исправлюсь! Мои мальчики! Они не виноваты!

Он снова ответил лишь действием. Теперь она стояла напротив своих мальчиков, держа в руках пистолет.

— Мама, мне страшно… — сказал один из мальчиков.

— Не бойся, Марк, мама спасет вас. — сквозь слезы сказала судья.

— Ты убьешь нас? — спросил второй сын.

— Нет, вы что. Я же ваша мама.

— Но мы тогда умрем вдвоем. — сказал Марк.

— Никто не умрет, дядя просто так шутит. Все будет хорошо.

Если бы в Его силах было читать мысли людей, то Он бы увидел весь тот хаос, творящийся в голове матери, которой приказали убить своего ребенка невозможно описать. Она всеми силами противилась. Сама мысль, чтобы начать размышлять о том, кого оставить в живых, была дикой. И лишь таймер, висящий на стене, и показывающий уже чуть менее трех минут, возвращал к действительности. Нереальность ситуации мешала принять решение. Казалось, что все это сон, игра воображения. А может просто сошла с ума. Но вот, пистолет в руках, дети стоят напротив, а за всем наблюдает дьявол, сидя на полу.

Она ущипнула себя, цепляясь за последнюю возможность доказательства нереальности ситуации. Но пришла только боль, а ушло только время.

Был еще один порыв, который очень сложно подавлялся: желание выстрелить себе в лоб, дабы не принимать это зверское решение. Но, если Он действительно не шутит, то так ее оба мальчика умрут. Она спасет свою душу, но лишит детей будущего.

— Мама. Осталось две минуты. — сказал Гена.

— Выбери меня, — сказал Марк. — Я не против. Пусть Гена живет, только заботиться о коте.

— Ах, мой мальчик. Ты что, я не буду никого выбирать. Вы должны жить вдвоем.

— Но если ты не выберешь, то умрем мы вдвоем. Пожалуйста, мама. Тебе нужно принять это решение. Я готов пожертвовать собой.

Она разрыдалась, а вместе с ней и половина присутствующих в зале.

— Никого она не выберет. — сказал Гена. — Она смелая только там, когда ее это не касается. Это не садить невинных людей, здесь нужно запятнать свои руки в крови.

— Гена… — прошептала судья. — Что ты говоришь такое… Неужели все из-за того случая. Мы же уже говорили об этом.

— О чем? О том, как ты засадила невинных? Ее мать была невиновна! Ты разрушила ее семью и нашу любовь.

— Тебе было всего шесть лет, какая любовь?

— Самая обычная. Хотя, о чем я, тебе не знакомо такое чувство. Ты в курсе, что ее отец через пару месяцев повесился, не выдержав тех ужасов, которые происходили с его женой? А знаешь, где теперь Марта? В детском доме! Замкнутая, разбитая, одинокая. И все, из-за кого? Из-за моей матери! А кого она винит? Меня! За то, что не помешал тебе.

— Я делала это ради вас…

— Не ври, ты делала это для себя. Осталась минута. Делай выбор. Прикончи меня, как и многих людей, которые тебе неудобны. Не разыгрывай комедию. Это Марк у нас пай-мальчик. С ним удобно, всегда поддержит, никогда не осудит. А я, словно, заноза в одном месте. Думаешь, я не знаю, что вы решили сплавить меня в кадетское училище, расположенное за городом в лесу. Лучше убей меня. Не буду ни я страдать, ни ты.

— Я не могу, я люблю вас всех. Не зависимо от ваших характеров. С тобой непросто, Гена, но это не значит, что я хочу от тебя избавиться. Мы подумали, что лагере тебе будет лучше.

— А меня кто-то спросил, как мне будет лучше. Я не люблю тебя. Я презираю. И знай после того, как ты посадила ее отца, я хотел убить тебя. Но сил не хватило. Так же, как и у тебя сейчас.

На табло показалась цифра тридцать.

— Скорее! — крикнул Гена.

Дрожащей рукой она взяла пистолет, но не решалась навести на кого-то прицел.

Двадцать пять.

— Иначе мы умрем вдвоем! — продолжал Гена.

Она навела прицел на Него, так идеально находившегося по середине между сыновьями.

Двадцать.

— Ты уже убивала. Тебе это не в первой.

— Я лишь выполняла то, что просили. Я никого не убивала.

Пятнадцать.

— Пускай не своими руками. Это не важно. Ты повинна в разрушении стольких семей. Так не разрушь нашу. Сделай правильный выбор и живи дальше спокойно.

Десять.

— Я не смогу жить после этого, Гена. Вы мои дети. Я не могу убить вас. Простите.

— Ты убьешь нас всех из-за свой нерешительности!

Пять.

— Нет, я не могу. Только не вас, пожалуйста! Не заставляй делать меня это. Прошу.

Один.

Полная боли и душевного страдания, она навела пистолет на