Последнюю попытку изобразить наступление (именно изобразить, побежали при первых же ответных выстрелах, видно, последние остатки боевого духа растеряли за день) мы отбили только что. И все бы хорошо, но боеприпасов у нас почти не осталось. Лично у меня – три магазина. Вернее, два с половиной. Тот, что прямо сейчас к автомату примкнут, уже наполовину пуст. Ну или наполовину полон, тут от точки зрения зависит. Хотя оптимистом в такой ситуации оставаться сложно. Разве что у Кенни получается пока. И то не понятно, всерьез он или просто перед ополченцами форс держит. У остальных, думаю, дела не намного лучше. И этот неприятный факт здорово всем давит на нервы. Потому как отступать нам нельзя, да и некуда, если по-честному. После того, что мы тут натворили, урки нам уйти не дадут, вцепятся в загривок, будто бультерьеры, и не успокоятся, пока мы чисто физически не закончимся. При этом посреди поля одолеть нас будет значительно проще, чем сейчас, когда мы в землю зарылись. Да и местному населению, и без того дерьма полным черпаком хапнувшему, тоже ничего хорошего не светит. Такие вот веселые расклады. И что в такой ситуации остается? Остается держать позиции. Пока есть хоть один патрон или пока еще жив.

Оба-на, а это что такое?

– Да ну х…! – с чувством выдыхает Боровков.

Да уж, коротко, эмоционально и грубовато, конечно, но чрезвычайно верно по сути. Лучше и не скажешь. Со стороны опушки далекой рощицы, оскальзываясь время от времени на подмерзшей, заледенелой траве, в нашу сторону топает на полусогнутых шкет, активно размахивающий над головой палкой, к которой привязана довольно крупная тряпка условно белого цвета. Грязненькая, конечно, но точно белая. Вот это финт ушами!

Вызываю по рации Фишера. Благо он не в здании ОВД, а тут, неподалеку, в одном относительно уютном (ну, по крайней мере, сухом и не заросшем плесенью) подвальчике отдыхает. У нас непосредственно на рубежах обороны – только дежурная смена дозорных. Остальные по таким вот импровизированным «землянкам» пытаются вздремнуть. Последние двое суток напряженными выдались, еще чуть-чуть, и даже тренированные «стрижики» начнут засыпать стоя, чего уж про ополченцев-резервистов говорить. Но тут без Артема никак, он армейский «особист», с переговорами у него должно получиться куда лучше, чем у кого бы то ни было в нашей сбродной команде.

Тема прибегает буквально через пару минут, продолжающий изо всех сил махать белой тряпкой парламентер как раз до сгоревших «КамАЗов» дойти успел. А Фишер… Ай красавчик! Выглядит свежим, что твой огурец, рожа бодрая, даже ополоснуть физиономию успел где-то. Ни сонливости в глазах, ни следов усталости. Разве что щетина… Так он с ней еще брутальнее смотрится.

– Так, парни, ну-ка изобразили на мордах лица бодрость и свирепость, – коротко инструктирует Артем всех окружающих. – Кто не может, лучше пока назад оттянитесь, с глаз долой. Этот хмырь должен перед собой видеть злобных и беспощадных монстров, которым вся их шайка-лейка – так, на один зуб, слегка размяться. Он пока по полю мимо трупов своих подельников топал, уже нужный настрой получил. Теперь надо картинку завершить грамотно.

В наших рядах – слабое шевеление. Большая часть резервистов отходит к ближайшим домам, а их место занимают самые здоровые из «стрижей» и костромские омоновцы. У этих с фактурой полный порядок – натуральные головорезы. Я богатырскими статями не выделяюсь, а потому пытаюсь отступить в задние ряды.

– Куда? – тормозит меня Артем. – А ну вернись, рядом со мной стоять будешь!

– На фига?

– Ты себя в зеркале видел? – по-еврейски, вопросом на вопрос, отвечает Артем. – У тебя ж вся куртка в засохшей крови! Рукава реально в кровище по локоть… Да еще разодрана так живописно. Костюмерная «Мосфильма» отдыхает. Да он от одного твоего вида в штаны жидко накидает…

– Это да, – вздохнув, киваю я. – Угробил куртку. Почти новая была, а теперь – и не отстирать, и не зашить, только на выброс. Где теперь другую такую достану?

– Ну ты, Саныч, и этот… – в голос ржет Кенни. – Франт, ядрен батон. Тут до вечера бы дожить, а он по поводу куртки изгвазданной температурит.

Гогочущего Кенни поддерживают сначала омоновцы, а потом и вообще все собравшиеся. Почти дошедший до нас парламентер, относительно ободренный тем, что его до сих пор не пристрелили, услыхав громкий хохот доброй дюжины здоровых мужиков, чуть присел и замер, словно заяц, готовый задать стрекача.

– Че ты там трешься, убогий?! – гаркает Кенни. – Потерялся?! Маму ищешь?! Сюда иди, коль приперся, не тронем!

– Кстати, Игореха, спасибо за идею, – легонько толкаю я Боровкова в бок.

– Какую идею?

– По поводу нового позывного. После всего, что тут произошло, Татарином быть как-то совсем западло. Уж лучше тогда и правда Франтом.

– А-а-а, – понимающе тянет тот. – Да всегда пожалуйста, мне для хорошего человека не жалко, пользуйся.

Парламентер, все так же на полусогнутых, приближается к нашим импровизированным окопам метров на десять-пятнадцать.

– Э-э-э… Вечер в хату… В смысле, вечер добрый…

– Это для кого как, – многозначительно бросает уже вошедший в роль Фишер.

Посланный паханами практически на убой и отлично это осознающий уголовник, сявка на побегушках, по роже и повадкам за версту видно, ощутимо бледнеет.

– Не бзди, – чуть обнадеживает его Артем. – Сказали, что не тронем, значит, не тронем. Чего надо?

– Так это, прислали меня… Насчет переговоров, значит… Ну, чтоб краями разойтись…

Артем широко и совершенно искренне улыбается доброй улыбкой голодного нильского крокодила.

– А кто вам, упырям, сказал, что мы хотим с вами краями расходиться? Нам и так хорошо. Положим вас тут столько, сколько сунется, а потом, когда вы назад впереди собственного визга рванете, пойдем следом. И будем вас, как стадо, гнать и резать, пока вы не кончитесь.

При слове «резать» парламентер бросает взгляд на меня, на покрытые коркой бурой, давно подсохшей крови рукава моей куртки, на нож в ножнах, висящий на плечевой лямке моей РПС. Поймав его взгляд, я стараюсь максимально точно повторить улыбку Фишера. Все, поплыл клиент! В круглых глазах шкета уже не страх, панический ужас. Да и колени начали ощутимо подрагивать. Спекся.

– А вообще не по чину нам, дружок, с тобой разговоры разговаривать. Передай своим «буграм»: хотят серьезного толковища – пусть сами и приходят, а не «шестерок» вроде тебя подсылают. И предложения пусть выдумывают выгодные. А не предлагают то, что мы и без них сами возьмем. Все понял?

Парламентер быстро и мелко закивал, будто китайский болванчик.

– Вот и молодец. И еще, – Фишер кидает бандиту почти пустой мешок, в котором лежит что-то круглое, вроде футбольного мяча, – своим отнеси, пусть поглядят и подумают.

Поймавший мешок урка смотрит на него с нескрываемым подозрением.

– Да не бзди, говорю, – в голос хохочет Артем. – Не бомба. Хочешь – сам глянь.