судьба. Но, как нередко бывает в жизни, она нашла своё утешение в жизни сестры. Поэтому Гульжамал так же была ей безмерно благодарна, что Айганыш впустила её в свою жизнь, дала надежду. Так, оказывается, в миру случается – две нелёгкие судьбы удерживают друг друга на плаву в океане существования и не дают друг другу утонуть. И теперь, пройдя тяжёлые испытания, они обе были безмерно счастливы. Их Мурат вырос и был готов вступить в самостоятельную жизнь. Впереди обеих женщин ожидали приятные хлопоты, связанные с воспитанием будущих внуков. Только вот постоянные потрясения в государстве вызывали беспокойство относительно будущего молодёжи…

– Слушай, Гульжамал, почему всё так происходит? – спросила Айганыш сестру.

– Что?

– Неужели нельзя жить без этих митингов? Обязательно нужны какие-то революции?

– Не знаю. Просто людям надоело, наверное, что их постоянно грабят. Вот и бунтуют.

– Как же так можно… Глупость какая-то. Ведь уже был один урок. На те же грабли наступают.

– Таков, наверное, мир, он жесток. Богатство и власть затмевает умы власть имущих!

– Ты думаешь, как многие, что мир жесток?

– Да.

– А я вот что думаю, моя дорогая Гульжамал. Зря мы грешим на мир. Жесток не мир, а жестоки мы – люди, – с многозначительным видом кивнула головой Айганыш, появившись на пороге кухни.

– Не знаю… – сказала Гульжамал растерянно, потом поразмыслив, всё же высказалась: – Что я знаю точно, так это что мир, в котором мы рождаемся и растем, определяет, какими нам быть. Богатыми или бедными, злыми или добрыми, умными или глупыми, великодушными или завистливыми, щедрыми или жадными.

– Тогда, получается, мир всегда таков, каков он есть! Мы приходим в него, и он нас просто испытывает. Кого богатством, кого бедностью… Кого властью, кого послушанием… Это мы можем измениться, но не мир. Мы иногда забываем такие простые человеческие истины, как любовь и сострадание к ближнему. Ведь эти две вещи делают человека человеком! И это есть та черта, грань, которая отделяет нас от других живых существ.

– Получается, так, – согласилась с доводами сестры Гульжамал.

– Вот и я так думаю, – обрадовалась Айганыш тому, что их мысли совпадают. – Давай-ка лучше оставим философию и примемся за овощи, – улыбнулась она и начала чистить морковку для плова.

– Ты всегда правильно мыслила, моя дорогая, – подбодрила её Гульжамал и стала нарезать кубиками свеклу для винегрета. Так они на какое-то время задумались каждая о своем, пока Айганыш не закончила шинковать морковку. Она спросила вслух Гульжамал, а, может быть, и себя:

– Почему под старость люди живут под гнётом бесчисленных мыслей? Мысли… Мысли… Как от них устаешь.

– М-м… Да, мысли человека нескончаемы, как река Нил, – заметила Гульжамал.

– Почему, как Нил? – удивилась Айганыш.

– Просто на ум пришло. Тысячелетиями он течёт нескончаемым потоком. Сколько эпох и людей сменилось в устье этой реки. Это же фантастика! Помню, на уроках географии я всегда мечтала увидеть Нил и египетские пирамиды.

– Да, история человечества нескончаема, как и наши думы.

– А знаешь, Айганыш, раз мы затронули эту тему, я всегда думала: если бы из мыслей можно было бы построить какое-нибудь здание, то мои – в какое архитектурное сооружение превратились бы?

– Ну, и вопросы ты задаешь… А сама – как считаешь?

– Пока я была молодая, мои мысли были бы дворцами и замками. Сейчас не знаю, – с грустью призналась Гульжамал. – А твои, Айганыш, – спросила она сестру, – в какие архитектурные шедевры превратились бы твои мысли?

Та не сразу ответила своей сестре. Поразмыслив, она сказала:

– Знаешь, главное, чтобы в моей жизни дворцы и замки не превратились в храмы.

– Это верно, – удивленно вскинула брови Гульжамал, довольная услышанным ответом.

– Эх… – вздохнула Айганыш, наверное, сожалея о том, что её время дворцов и замков давно миновало, осталось в прошлом. Но, впрочем, на её горизонте всегда был остров, зелёный красивый остров надежды – её сын. Он был для неё всем. И её дворцом, и замком.

А по оконному стеклу по-прежнему барабанил дождь. Гульжамал продолжала что-то говорить, но Айганыш уже не слышала её, погрузившись в своё, сокровенное. С ней такое часто случалась, она могла на некоторое время выключаться и уходить в себя. Глядя в окно, она думала: если собрать все дожди, которые были в её жизни, наверное, они слились бы пусть не в широкое море, но в большую реку. Реку жизни. У каждого человека есть своя река. Что легче – переплыть её или найти брод? Важней, наверное, отыскать переправу и не пойти ко дну. Задумавшись об этом, Айганыш почувствовала какое-то непонятное волнение. Мысли стали путаться. На душе стало тревожно. Тревога исходила оттуда – с улицы… На мгновенье ей показалась, что и дождь потерял свою стройность, он будто путался в порывистом ветре. Вдруг некая невидимая сила ворвалась в её дом, в неё саму и – навалилась всей непомерной тяжестью. Закружилась голова. В глазах потемнело. Бросив ножик, которым резала салаты, на стол, Айганыш присела на край стула.

– Гульжамал, Гульжамал!.. – позвала она дрожащим голосом сестру, словно та находилась где-то за тридевять земель от неё. – Что-то мне нехорошо… – Она, задыхаясь, схватилась за сердце.

– Что с тобой, да на тебе лица нет?! – испугалась не на шутку Гульжамал и сама побледнела.

…Гульжамал не помнила, как подскочила к телефону и стала лихорадочно набирать номер скорой помощи. Но номер постоянно был занят. В какой-то момент ей всё же удалось до них дозвониться.

– Приезжайте скорей, сестре плохо с сердцем! – затараторила она.

– Женщина, у нас все машины на выезде, успокойтесь, – отрезал оператор станции скорой помощи.

– Как на выезде? – удивилась Гульжамал.

– Да, все на выезде. Если сможете, сами попробуйте довезти больную до ближайшей поликлиники.

– Вы что там, все с ума пос-посходили?! – от неожиданного ответа Гульжамал начала заикаться.

– Не кричите, женщина. Все машины и бригады на выезде. Не знаете, что в городе творится? Много раненых на площади. Беспорядки на улицах.

– Нет, я не знаю, что творится там, у вас, но и вы поймите, человеку плохо, – взволнованно сказала она и хотела ещё что-то добавить, но на том конце повесили трубку. Послышались гудки – ту-ту-ту… В квартире сразу воцарилась гнетущая тишина. Гульжамал стало страшно от этого затишья, и она никак не могла выйти из оцепенения.

– Гульжамал, Гульжамал, мне уже лучше… – вернул её к реальности слабый голос Айганыш. Гульжамал, как во сне, прошла снова на кухню.

– Тебе полегчало, родная? – перевела она дух.

– А что в скорой говорят?..

– Машин нет… – пожала плечами Гульжамал, решив не говорить сестре о том, что причиной