Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мурат в одно мгновение осознал, что нет ничего страшней ожидания смерти. Под оптическими прицелами винтовок палачей каждый, наверное, успел подумать о том, что больше никогда не увидит своих близких. Больше никогда не обнимет свою мать, девушку, жену, детей…
Миг между смертью и жизнью. «Никто не убегает», – успел подумать Мурат, и снова кто-то из сверстников упал рядом, скошенный пулей. И вдруг – он отчетливо это осознал – он перестал бояться. Страх отступил и пропал.
«Какое право они имеют отнимать наши жизни, стрелять в наши сердца?» – с неудержимой яростью и нарастающим внутренним протестом думал он. С каждой секундой его негодование росло как снежный ком. Он чувствовал, что площадь Ала-Тоо, сердце его Родины, пропиталась запахом смерти. И угроза исходила с крыши Белого дома, откуда их расстреливали, как мишени в тире. Руки невольно сжались в кулаки.
А в это время наёмник поменял обойму и передёрнул затвор, натренированным до автоматизма движением вскинул снайперскую винтовку, и сразу же в прицел его оптики попал Мурат, который в этот миг почувствовал, что именно он находится под прицелом снайпера. У Мурата ещё оставалась доля секунды, чтобы уйти, сдаться, уклониться от выстрела. Но по неизвестной ему причине он и не думал поворачиваться к снайперу спиной. Мурат не понимал, почему с ним происходит такая метаморфоза, ведь любой бы на его месте побежал без оглядки с этой площади, зная, что если продолжить нападение, маленький кусочек свинца тут же оборвёт его жизнь.
Не ведала его душа в тот момент, что память поколений сыграет с ним злую шутку. Ведь никто из его предков никогда не поворачивался к смерти спиной. Бесстрашие, отвага – вот что было заложено предками в его гены.
Но пуле, затаившейся в патроннике винтовки, это было невдомёк. Она была холодна, бесчувственна, и готова была в любую секунду вылететь по команде своего хозяина, чтобы разорвать молодое сердце на множество горячих, трепещущих частей. Ей было так же всё равно, что цель – единственный ребёнок в семье, и мать растила его в одиночку. Тем более, пуле было безразлично, что глаза матери этого юноши никогда не высохнут от слез, если сейчас забрать жизнь её чада.
Миг между жизнью и смертью. Глаза наёмника были холодны, пусты. Ещё одно мгновение, ещё один вздох. Убийца по найму без раздумья спустил курок, и пуля, дождавшись своего момента, совершив слева направо четыре оборота по каналам нареза ствола, обрела устойчивое вращение и вылетала со скоростью восемьсот метров в секунду. В мгновенье ока, как жуткое сверло, она разорвала плоть молодого человека. И пока пуля вонзалась в Мурата, он успел осознать, что та боль, которую он испытал в этот миг – ничто, по сравнению с болью, которую испытает его мать в момент, когда узнает, что её сын, сраженный пулей, безжизненно упал на площади Ала-Тоо.
Доля секунды – и он упал, жизнь стала покидать его… Перед тем, как свет померк в его глазах, он успел прошептать: «Мама, простите меня, я не хотел причинить вам боль…»
Никто с площади не убегал…
Застреливший юношу наемник был сильно удивлён такому повороту событий. Отложив в сторону винтовку, он спросил «коллегу», который, не спеша, продолжал методично стрелять по людям на площади.
– Слушай, а что это они не бегут? Нам же сказали, что пара правильных выстрелов – и вся толпа разбежится, как тараканы по щелям. Что-то я не вижу, чтобы они собирались рассасываться. Тут, наоборот, получается, чем больше стреляешь, тем больше они прут. Даже не прячутся от выстрелов.
– Они же – потомки Манаса.
– Кто такой Манас?
– Тебе это надо знать?
– Нет, мне как-то всё равно.
– А чего спрашиваешь? Давай работай, философ.
– Я просто спросил. Мне их Манас «по барабану». Воин, наверное, какой-нибудь.
– Это точно. К тому же хороший воин.
– Надо уходить отсюда, пока целы. Смотри, они уже захватили БТР.
– Откуда они его взяли?
– Не могу знать. Одно знаю наверняка: глупцы те, кто решил поставить на колени этот народ…
***
С того момента, как Мурат, простреленный пулей наёмника, упал, время для него остановилось. Его сознание переместилось в другое измерение, он перестал ощущать течение минут и часов. Он не ощутил и того, что чьи-то сильные руки с четырёх сторон подняли его с земли, на которой осталась его алая, разлитая кровь. Кровавое пятно под дождём сразу же стало размываться, оставляя на асфальте красноватые лужицы. Неизвестные ребята вынесли Мурата из зоны огня снайперов. Оказавшись на улице Киевской, напротив фабрики «Илбирс», они остановились.
– Что будем делать? Парню нужна скорая помощь, – отдышавшись, сказал один из них.
– Ребята, давайте его отнесём в спецполиклинику, – предложил тот, который выглядел здоровее всех.
– Куда надо бежать? – спросил его третий.
– Через дорогу, – указал головой здоровяк. Недолго думая, они с Муратом на руках перебежали через Киевскую. Пробежав вверх по улице Панфилова, ребята очутились перед зданием поликлиники Службы национальной безопасности.
– Смотрите, это тоже больничка, – сориентировался первый.
– Давайте его сюда! – скомандовал здоровяк.
– Ты что, это же больница СНБ-шников!.. – заговорил молчавший до того четвертый.
– Ну и что, давайте, заносим его сюда. Что они, не люди, что ли… – настоял на своём здоровяк.
Когда раненого внесли в фойе, их встретили растерянные врачи и медсёстры.
– Хирурга Тологона зовите сюда! – крикнул один