Спенсер заморгал.

— Какой длинный список вопросов.

— Да. Именно такой.

— Что ж. — Голос Спенсера сделался густым и обволакивающим, точно патока. — А теперь моя очередь спрашивать. Мне хочется знать, является ли родимое пятно на твоей левой груди единственным на теле, или таких несколько. Мне хочется знать, какого цвета твои соски. Такие же розовые, как губы, или темнее? Мне хочется знать, трогала ли ты себя в самых сокровенных местах, училась ли доставлять себе удовольствие. А еще… — Спенсер подался вперед, и сердце Амелии едва не выскочило из груди, — я испытываю глубокое отчаянное желание услышать твои стоны, когда ты достигнешь пика наслаждения.

О Господи. У Амелии закружилась голова.

Спенсер вопросительно вскинул бровь.

— Ну?

Амелии оставалось лишь молиться о том, чтобы ее голос не дрожал так же сильно, как ее бедра.

— Сначала ты.

Спенсер выругался и отвернулся.

— Мы заключили соглашение. Я обеспечиваю тебе безбедное существование, а ты рожаешь мне наследника. Твое тело являлось частью сделки, а вопросы о моей жизни — нет. Я не имею привычки объясняться перед кем бы то ни было.

— Даже перед женой?

— Особенно перед женой. — Спенсер поворошил уголь в камине. — Черт возьми, Амелия. Делая тебе предложение, я думал, что наши отношения будут простыми и легкими.

Эти слова лишили Амелию присутствия духа. Ну конечно. Он хотел жениться на ней, потому что она простая. Удобная. И находится в отчаянном положении. Женщина, за которой не обязательно ухаживать и чьего расположения не нужно добиваться. Жена, с которой не будет противно в постели. Сосуд для его семени. Но неужели герцог всерьез полагал, что Амелия отдаст ему свое тело, в то время как он даже не желает заручиться ее верой в его честность и порядочность? Раз у него есть право расспрашивать ее о весьма интимных вещах, то и она имеет право удостовериться в его невиновности.

— Что ж, хорошо. Не сомневаюсь, что ты считаешь меня глуповатой старой девой, которую легко ввести в заблуждение. И все же я стою того, чтобы на меня потратили хоть немного усилий.

— Усилий? А ты считаешь, легко организовать бракосочетание и отъезд из города за один день?

— Для мужчины с твоими деньгами и связями? Да. — Спенсер не ответил, а Амелия обхватила себя руками и добавила: — Похоже, мы зашли в тупик.

— В тупик, — повторил Спенсер. — Позволь мне убедиться в том, что я понял тебя абсолютно правильно. Ты отказываешься спать со мной до тех пор, пока не будешь уверена в моей невиновности? Беллами проведет расследование и очень скоро представит доказательства. Выделенных для этой цели денег более чем достаточно.

— В таком случае почему бы не отложить нашу брачную ночь на несколько дней? — Амелия закрыла глаза и медленно набрала в легкие воздуха. Непросто ей было сказать такое мужу. Но если она не заявит о себе сейчас, то ей уже больше не представится такой возможности. — Смерть Лео, наша помолвка, потом свадьба… Все произошло так быстро. Слишком быстро. Я вижу, ты злишься, что я не верю тебе на слово. Меня это тоже расстраивает. Ведь жена должна доверять мужу безоговорочно. Но если ты дашь мне немного времени, позволишь понять тебя лучше… — Амелия закусила губу. — Может быть, сегодня мы просто поговорим?

— Поговорим, — эхом отозвался Спенсер.

— Ну да. Поболтаем.

— Поболтаем. — В голосе мужчины прозвучало такое презрение, словно Амелия предложила ему заняться вышиванием или чисткой серебра.

А может, все дело в правильном выборе предмета беседы? Даже Майкл, самый неразговорчивый из братьев д’Орси, мог рассуждать о навигации по звездам всю ночь напролет.

— Для начала почему бы нам не потолковать о лошадях? Почему Осирис так для тебя важен?

— У меня нет желания разговаривать. — Спенсер запер шкатулку на ключ и отодвинул ее в сторону. — Нет желания болтать. Ни о лошадях, ни об убийстве. Вообще ни о чем. Я хочу заняться любовью со своей женой, а потом немного поспать.

Подавшись вперед, Спенсер пополз на четвереньках по разделявшим их с Амелией подушкам, а потом рывком сдернул с нее одеяло. Длинные сильные пальцы мужчины грубо сжали бедро Амелии, прожигая кожу через тонкую ткань сорочки.

— Я в качестве твоего мужа наделен определенными правами.

— Знаю. — Амелия судорожно сглотнула. — И если ты решишь заставить меня подчиняться, это многое скажет о твоем характере.

— Точно также, как заставил тебя обнимать меня в кабинете твоего брата?

Спенсер немного ослабил хватку, но не отпустил ногу жены. Не только не отпустил, но и начал ласкать внутреннюю поверхность ее бедра, описывая подушечкой большого пальца чувственные круги. Амелии показалось, будто ее кожу опалило огнем.

Когда Спенсер вновь заговорил, его голос зазвучал хрипло, но решительно. И очень возбуждающе.

— Ты действительно хочешь узнать меня лучше, Амелия?

Девушка кивнула.

— Тогда узнай вот это. — Спенсер поднял руку, коснулся пальцами ключицы Амелии, а потом провел по линии декольте. — Я целый день ждал возможности поцеловать тебя.

От этих слов у Амелии перехватило дыхание. А потом губы Спенсера накрыли ее рот в головокружительном поцелуе.

И Амелия ответила на поцелуй. Безрассудно. Чувственно. Глупо. Страстно.

В этом-то и заключался парадокс ситуации, в которой она оказалась. Амелия никогда не согласилась бы выйти замуж за герцога Морленда, если бы не этот поцелуй. Когда герцог говорил, с его чувственных губ срывались обидные слова. Но когда они накрывали ее рот, он становился совсем другим мужчиной. Внимательным. Деликатным. Он уважал Амелию и не пытался на нее давить. Он поощрял и подбадривал ее нежными движениями языка.

В это мгновение так легко было представить, что за похотью стоит нечто большее.

И все же Амелия снова и снова повторяла себе, что это всего лишь игра ее воображения. По собственным словам герцога, они всего лишь заключили деловое соглашение. Ее безбедное существование в обмен на наследника.

Но когда поцелуй стал глубже, Амелия вздохнула. А ее рука словно по собственной воле взметнулась вверх и обхватила Спенсера за шею. Кончики пальцев Амелии ласкали пышные влажные кудри мужа, и он вознаградил ее гортанным стоном, эхом отозвавшимся в самых чувственных уголках ее тела. В ноющей от напряжения груди. Во влажной расщелине между ног. В колотящемся сердце.

Морленд мог с легкостью потребовать от жены чего угодно, и она знала, что не станет противиться. Ее кровь и так уже жарко пульсировала от желания. Такого сильного, что плавились кости. Стоило лишь немного подбодрить ее, и она забыла бы все страхи и сомнения. Единственная девочка в семье, выросшая с пятью братьями, она питала необъяснимую привязанность к мужчинам, которые этого совершенно не заслуживали.