Внезапно Амелия осознала всю чудовищность событий, произошедших за минувший день. Она вышла замуж за совершенно незнакомого человека, дала ему право на обладание собственным телом, но не приняла мер предосторожности, чтобы защитить свою душу. Ей попросту не хватило двадцати семи часов помолвки, чтобы подготовиться. Чтобы очертить границы, которые защитят ее в этой холодной, рассудочной и напрочь лишенной чувств сделке, именуемой браком. Границы, дальше которых она не пустит своего новоявленного мужа.

— Амелия, — выдохнул герцог. — Я должен обладать тобой.

Амелия задрожала, и в ее горле застряли рыдания.

Странный звук удивил Спенсера. Он отстранился и посмотрел на плечо жены, сотрясаемое дрожью под его ладонью.

— Ты и в самом деле напугана.

— Да, — не стала лгать Амелия. — Ты меня пугаешь.

— Дьявол. Я никого не убивал. У тебя нет причин бояться меня.

— Конечно же, есть. И не единственная. — Однако ни одна из этих причин не имела отношения к смерти Лео. Страхи Амелии были родом прямо отсюда, из раскаленного воздуха меж их телами, из горящих глаз Спенсера. Но разве она осмелилась бы облечь их в слова?

— Жетон Лео, — прошептала Амелия. — Когда он найдется, я поверю, что ты невиновен.

Взгляд Спенсера ожесточился, и он убрал руку.

— Что ж, хорошо. Пока убийцы Лео разгуливают на свободе, я больше тебя не потревожу. Но как только жетон найдется и моя невиновность будет доказана, у тебя больше не останется причин отвергать меня. И когда я приду к тебе, ты отдашь мне всю себя. Я буду дотрагиваться до тебя везде и пробовать на вкус везде. И ты не посмеешь мне отказать.

Амелия смотрела на мужа, парализованная желанием и страхом.

— Скажи «да», Амелия.

— Да, — с трудом вымолвила девушка. Господи, что за дьявольский договор она только что заключила?

Спенсер поднялся с пола и направился к двери. Амелия же откинулась на подушки и сжала бедра, чтобы хоть как-то унять сладкую, сводящую с ума боль в лоне.

У двери герцог остановился.

— Амелия! Я поклялся не нарушать твой покой, но ты вольна приходить ко мне когда пожелаешь. — Он в последний раз бросил на жену обжигающий взгляд, а потом взялся за ручку. — Дверь не заперта, если тебе что-нибудь понадобится.

Джуно принялась нетерпеливо перебирать ногами, когда Спенсер вскочил в седло. Герцог кивнул верховому. Тот выгуливал кобылу все утро, но теперь ее терпению пришел конец. Равно как и терпению Спенсера. Им обоим требовалась долгая прогулка. Они поскачут вперед, обгоняя экипажи, и Спенсер подыщет несколько комнат на постоялом дворе.

Кобыла нетерпеливо заржала, и Спенсер пустил ее в галоп. Джуно начала набирать скорость, и свежий ветерок взъерошил волосы Спенсера. Прохлада особенно радовала в этот изрядно теплый день. Спенсер должен был наслаждаться открывавшимися его взору прекрасными видами, а вместо этого видел лишь Амелию. Такой, какой она была прошлой ночью. Видел мягкое золото ее распущенных по плечам волос, переливавшихся в отсветах пламени камина. Соблазнительно розовые изгибы ее тела, прикрытые тончайшим батистом сорочки. Ясные голубые глаза, наполненные страхом.

Дьявол. Этот страх был подобен занозе в сердце Спенсера. В первую очередь его привлекали в Амелии ее смелость и рассудительность. Ему нравилось в ней все — начиная с ее поддразниваний во время того проклятого вальса и заканчивая поцелуем, которого она потребовала, прежде чем принять предложение. Амелия злила Спенсера, интриговала его и возбуждала. А все потому, что она не позволяла себя запугать. Она верно сказала тогда в экипаже, после известия о смерти Лео: оставаясь наедине, они были всего лишь мужчиной и женщиной.

Очевидно, больше это правило не действовало.

Теперь благодаря столь ценному членству в клубе «Жеребец» их союз стал союзом невинной девицы и предполагаемого убийцы. Спенсер должен был встретить утро довольным жизнью молодоженом, а вместо этого испытывал лишь огромное разочарование. И все потому, что Джулиан Беллами питал необъяснимую ненависть к аристократам, Рис Сент-Мор не мог в юности совладать со своим взрывным характером, а Лео Чатуику хватило безрассудства прогуляться ночью по району Уайтчепел. И вот теперь Амелия боялась собственного мужа.

Подумать только, чтобы разрешить возникшую проблему, она предложила поболтать. Решила действовать сродни испанским инквизиторам — раскопать грехи Спенсера, нащупать его слабые места, выяснить подноготную его семьи и его моральные принципы.

Святые небеса. Худшего способа завоевать ее доверие и придумать нельзя. Ну и как бы прошла их беседа?

«Хорошо, Амелия, я отвечу на твои вопросы. Да, я провел детство в самых диких районах Канады, пропадал из дома на несколько недель, с каждым разом доставляя отцу все больше хлопот. Да, в свой первый год в Итоне я едва не забил до смерти Риса Сент-Мора. Да, я разорил твоего брата в стремлении заполучить Осириса по причинам, которые ты назвала бы непонятными и непростительными. Вот. Теперь ты видишь, что я не злодей?»

О да, все получилось бы замечательно.

Но если Амелия надеялась, что он возьмется обсуждать с ней причины ее похищения с бала, ей пришлось бы ждать целую вечность. Унаследовав титул герцога, Спенсер получил неоспоримое преимущество: ему не нужно было объяснять кому-либо мотивы своих поступков.

Однако это вовсе не означало, что они с Амелией не могли узнать друг друга лучше. С того самого злополучного вальса Спенсер не мог отделаться от желания узнать все об Амелии Клер д’Орси. Дьявол, да он женился на ней отчасти для того, чтобы удовлетворить это желание. Только вот Спенсер не понимал, для чего нужны слова. Он хотел узнать свою жену изнутри, начиная от ее сладкого женского естества и заканчивая изящными пальцами, покрытыми маленькими круглыми мозолями от частой работы с иглой.

Если им суждено познакомиться, Спенсер не видел более логичного способа, нежели тот, какой диктовали Бог и природа.

К счастью, Спенсер обладал огромным опытом завоевания доверия у существ, во всем видевших подвох. Ведь ему не раз приходилось устранять вред, причиненный другими людьми. Прошло почти двадцать лет с того дня, когда он надел узду на своего первого мустанга в Канаде, да и на своем пастбище ему довелось укрощать бесчисленное количество лошадей, самой норовистой из которых оказалась Джуно — кобыла, на которой он ездил сейчас. Просто Спенсер знал, когда нужно остановиться и отойти в сторону. В этом и состоял весь фокус. Он дарил пугливой лошади несколько минут нежности: гладил между ушами, шептал ласковые слова, ободряюще похлопывал по холке. Никаких резких движений. Просто достаточное количество внимания, чтобы животное захотело еще. И в тот самый момент, когда лошадь начинала расслабляться и радоваться его прикосновениям, Спенсер отходил в сторону. Когда же он заходил в стойло в следующий раз, некогда пугливое животное само подходило к нему, не испытывая страха. Этот метод никогда его не подводил.