Некоторое время после объявления эвакуации холл был пуст, но потом в него из боковых дверей стали высыпать люди. На их лицах застыло недоумение. Кто-то спросил:

— В чем дело?

— Спускаемся! — ответил ему другой голос. — Разберемся потом!

Люди устремились к центральной лестнице. Вскоре огромная толпа запрудила лестничные пролеты. Время от времени в толпе слышалось крики:

— Не задерживайтесь! Вперед! Быстрее!

Никто не управлял потоком, и он регулировался исключительно изнутри. Как только кто-нибудь останавливался, толпа нажимала на него сверху с такой силой, что человек пулей вылетал вниз. У выхода через стеклянную дверь, ведущую на пандус, образовался затор.

Выругавшись, Шкаликов придержал задержанную. Они остановились, и какое-то время молча стояли перед запруженной людьми лестницей, прислушиваясь к тяжелому людскому топоту. Никто не обращал на них никакого внимания.

Фатима сделала было шаг вперед.

— Не туда, — сказал Шкаликов, придерживая ее за руку, — налево.

Он указал на боковую лестницу. Она пошла в том направлении. Ее охранник последовал за ней, крепко сжимая рукой ее предплечье. В этот момент впереди мелькнула серая форма охранника. Навстречу им, рассекая толпу, двигался Череповский. Он был бледен и нервно крутил головой.

Фатима увидела идущего навстречу человека в форме с фуражкой на голове и решила: Пора!

— Мне больно, — притворившись испуганной, застонала она.

Шкаликов немного ослабил хватку. И совершенно напрасно. Воспользовавшись этим, Фатима правой рукой схватила его за запястье и резко дернула на себя. Потеряв равновесие, прапорщик стал заваливаться вперед. Забежав ему за спину, Фатима, не выпуская руки, резко заломила ее.

С глухим воем Шкаликов рухнул на колени. Его широко раскрытые глаза уставились на женщину.

Она отпустила его руку и размахнулась. Удар был такой силы, что она почувствовала, как что-то хрустнуло под ее пальцами.

Прапорщик завалился на спину.

Вытаращив глаза, Череповский смотрел на Шкаликова. Затем перевел взгляд на Фатиму. Резким движением она натянул фуражку ему на глаза. Сержант, ругаясь, схватился за фуражку. Она ударила его кулаком в живот, и тот, глотая ртом воздух, растянулся рядом с прапорщиком.

Расталкивая столпившихся на лестнице людей, Фатима уже бежала вниз. У входа стояло два охранника — один возле лифта, другой у стены. Поняв, что не успеет достать сразу обоих — слишком далеко друг от друга — они стояли, второй наверняка опередит ее выстрелом — она не сделала попытки добраться до них. Когда смертница была уже на площадке посередине лестницы, сзади раздался выстрел. Пуля мягко шмякнула в бетон возле окна.

Теперь верхний марш лестницы, идущий под углом к нижнему, оказался вне поля зрения очнувшегося к этому времени Шкаликова. Впереди был центральный холл. Слыша позади крики и топот ног, она бежала вниз, в мыслях молясь Богу, чтобы входная дверь была открыта.

— Стоять! — услышала она далеко позади себя, потом громко щелкнул затвор.

Подбежав к двери, она резко повернула ручку и очутилась снаружи у наклонного пандуса под яркими косыми лучами заходящего солнца.

— Стой, сволочь! — снова послышалось сзади, и она обернулась.

Совсем близко стоял Шкаликов, который только что выбежал из двери, и теперь испуганно смотрел на нее. В его руках был пистолет. Три стремительных шага, и Фатима ударила Шкаликова ребром ладони в переносицу, и когда тот начал падать, подхватила пистолет. Другой охранник уже пробирался через толпу. С криком «Стой!» охранник бросился на нее, она выстрелила и, услышав вскрик, подумала, что ее преследователи теперь наверняка замешкаются и дадут ей фору, чтобы успеть скрыться на улице.

Раздались крики во дворе, мужчина в рабочей спецодежде на мотоцикле притормозил у пандуса и, разинув рот, стал смотреть на происходящее. Фатима бросилась вниз по ступенькам и, проскочив мимо кричащей женщины, подбежала к мужчине, который замедлил ход, чтобы посмотреть, в чем дело. Когда тот собирался дать по газам, Фатима схватила его сзади за шиворот и одним махом сбросила с мотоцикла. Мужчина с грохотом свалился на асфальт, ударившись о мостовую головой в красном шлеме. Больно стукнувшись ногой о торчащий кикстартер, Фатима вскочила в седло, и мотоцикл с ревом понесся по дороге.

Она повела мотоцикл зигзагом, чтобы в нее не могли попасть. На углу показались люди, и Фатима надеялась, что в нее не будут стрелять, опасаясь попасть в них. Она слышала позади себя чьи-то истошные крики, кто-то так же истошно кричал впереди. На мостовую выбежал какой-то смельчак, пытаясь схватить ее. На всем ходу Фатима пнула его ногой в пах. Мужчина сложился вдвое, и она, взяв резко влево, объехала его и затем завернула налево. Дорога впереди казалась пустынной, и она выжимала из мотоцикла все, на что был способен его мощный «ижевский» двигатель.

* * *

«Что там? — подумал Зубровский, когда услышал выстрелы во дворе. Они раздавались со стороны автостоянки. — Подрывница! Неужели ее упустили?»

Толкая столпившихся на проходе людей, он выбежал из здания, пересек стоянку, и, щурясь от солнца, успел увидеть, как мотоцикл исчезает за углом здания. Подбежавший Кузнецов стал целиться в него из пистолета. Зубровский резко пригнул его руку.

— Ты что? — он указал на снующих по тротуарам людей.

— Я мог в нее попасть!

— И не только в нее! Не видишь, сколько народу! — он быстро направился к входу, из которого вытекала толпа перепуганных людей. — Скорее в машину!

Сам он уже бежал к уазику.

— Милешкин! Где ты, черт побери, Милешкин! — закричал он, не увидев за рулем водителя.

Хлопнула дверь — из здания выскочил запыхавшийся Милешкин, доедая на ходу двойной макдональдс.

— Быстро за ней! — приказал ему Зубровский, когда тот занял место за рулем.

В этот момент хлопнула задняя пассажирская дверца — в кабину влетел Кузнецов.

— Черт возьми! — запинаясь, пробормотал он и сглотнул, стараясь перевести дыхание. — Да у него из глаз кровь!

Машина, скрипя тормозами, разворачивалась.

— У кого? — не поворачиваясь к нему, спросил Зубровский.

— У Шкаликова. Не знаю, сколько протянет.

— Возьми себя в руки! Гони Милешкин, черт побери!

Когда машина выехала со двора, Зубровский включил передатчик. У него дрожали руки, в животе, казалось, переливается горячая вода.

— Центральная! — закричал он в микрофон.

Никто не ответил.

Зубровский переключил волну в передатчике. У него все еще дрожали руки. В животе булькало черт те что.

— Центральная! — снова рявкнул он в микрофон. — Четвертый вызывает Центральную! Срочно!

И опять ответа не было. Он повторил громче.

— Я не глухой, Четвертый, — послышался мужской голос. — Что там у вас?

— Срочно Болховитинову — у нас побег, один ранен…

Зубровский быстро рассказал обстоятельства дела, жалея времени, которое ушло на это. Попросив прислать Каютина с собаками, а также перекрыть