вам приходится? — не собирался сдаваться молочник. — Толье Т'Ондторриль сам мне сообщил, что вы его дальняя родственница.

— Очень дальняя, — кивнула я головой.

— Тогда почему же он решил принять участие в вашей судьбе?

Так и хотелось ответить простое «По качану!», но пришлось молча пожать плечами. Откуда мне, бедной девице, знать.

— Доброе сердце у нашего друида, — по-своему понял мою молчаливость молочник. — Даже слишком доброе. Но неразумное, — липкий взгляд мазнул по моему лицу, перешел на шею и скользнул ниже, на подчеркнутую безупречным платьем грудь и талию. — Такую девку одну в город отпускать!

Молочник натянул вожжи и закрутил их вокруг загнутого гвоздя, вбитого прямо в борт телеги.

— Теперь лошадь будет сама знать дорогу, — елейным голосом прокомментировал свои действия и придвинулся ко мне. На пару десятков сантиметров. Неожиданный маневр молочника мне не понравился. Совсем не понравился.

Лошадь продолжала резво бежать по дороге. Молочник повернулся к ней спиной и метнул один за другим несколько задумчивых взглядов мимо меня, вдаль.

Что-то пошло не так, как планировал Массиус. В этом я была уверена.

— Вы бывали в этих местах? — толстяк перестал изображать заинтересованность в окружающей природе и пробуравил взглядом меня насквозь.

— Пару раз, — слукавила я в ответ. На сердце стало неспокойно.

Лошадь замедлила шаг, и молочник зычным голосом рявкнул в ее сторону. Животное снова ускорило бег. Телега затряслась на кореньях и колдобинах, торчащих прямо на нашем пути. Я оглянулась. Прямо по курсу движения был лес. Не такой светлый и легкопроходимый, как мне бы хотелось.

Густые кустистые ветви, оплетенные лианами, скрыли предрассветное зарево. Свет, озарявший большую часть пути, словно растворился в воздухе.

Со всех сторон телегу окружили липкие тревожные сумерки. Молочник, последние минуты сидевший не шелохнувшись, словно кот в ожидании, когда мышь выглянет из норки на поверхность, оживился. Нервно затеребил маленькими пухлыми пальцами засаленную жилетку. И еще ближе придвинулся ко мне.

Осторожно, чтобы не заметил (и не оскорбился), если это он случайно или от сельской простоватости нарушил мои границы, я отодвинулась чуть подальше.

Но расстояние быстро сократилось: молочник не унимался и приближался каждый раз, как я отодвигалась. Похоже, я недооценила его сельскую простоватость. Или дело совсем не в ней.

Вот только телега не безразмерная, и после очередного кряхтения толстая туша оказалась совсем рядом. Отодвинуться было некуда. Я и так балансировала на краю телеги. Еще сантиметров пять, и свалюсь с нее на дорогу.

Шарообразная туша подкатилась ко мне вплотную. Я уже видела не только лоснящиеся ярко-лиловые щеки, но и покрывающие их, а также нос и лоб, черные точки пор.

До меня долетело амбре, издаваемое молочником. Только от одного запаха прокисшего молока и заплесневелого сыра в одном флаконе хотелось спрыгнуть с телеги и никогда больше не выбирать подобный способ передвижения.

Я оглянулась по сторонам. Вдруг неподалеку окажется случайный свидетель и молочник угомонится. Не то чтобы я его боялась. После убийц в парке меня уже мало что могло испугать. Но все же добраться до города хотелось без лишней нервотрепки.

Случайных свидетелей не было. Единственный живой свидетель — при том что помощь от него представлялась более чем сомнительной — увлекся поеданием сметаны из большого жбана и не желал ничего замечать.

Молочник тоже не замечал, как его под самым носом нагло грабят. Неужели Федина магия настолько сильна, что делает даже невидимым?

Пухлая ладонь взлетела вверх. Доли секунды, и она горячей влажной кожей коснулась моего лица и прижалась к моему рту. Второй рукой молочник схватил меня за талию и повалил на себя.

Всё-таки в гостях у друида я расслабилась. Сам факт, что меня принимают за его родственницу, а значит, не посмеют обидеть, притупил мою бдительность. И вот теперь, не ожидая нападения — молочник, он что, самоубийца? — не успела дать резкий отпор. А когда опомнилась, то оказалось, что не каждый толстяк неповоротлив. Молочник для своих габаритов оказался неожиданно ловким и проворным.

Уронив меня на себя, он резво крутанулся — и вот я уже лежу, уткнувшись носом в солому, прижатая сверху тушей весом в центнер, не меньше.

Да что же это за неделя у меня такая! Опять нападение! Теперь уже в новом мире. Возмущение вспыхнуло и горячей волной обожгло изнутри.

Мысленно ухватила горячий шар, мгновенно вспыхнувший во мне, и направила его в сторону жирной туши, облапывающей мою грудь.

Едва обжигающий шар покинул мое тело, я увидела, как оскалился рот молочника в немом крике. Резво, совсем непривычно для тучной комплекции он откатился в сторону. Жалобно скрипнул борт телеги, но натиск выдержал. Только звякнули, соприкоснувшись друг с другом жбаны с молочкой. Молочник, схватившись за сердце одной рукой, другой полулежа уцепился за хлипкий борт и, хватая ртом воздух, безумно вращал глазами.

«Получай, подонок!» — рявкнула я про себя.

Резкий лязг испугал лошадь, и та, взлетев на задние ноги, хватанула передними воздух, звонко стукнула копытами о дорожную твердь и рванула по дороге изо всех сил.

— Стоять, окаянная! — резкий оклик рассек пространство. Я оглянулась в поиске источника звука. Надо же, как быстро пришел в себя незадачливый насильник.

Лошадь резко замедлила бег, словно своим приказом молочник нажал на тормоз. Едва телега остановилась, толстая туша, пошатываясь, встала и схватила мои сумки. Не успела я возмутиться, как они с грохотом улетели в ближайшие кусты.

— Пошла прочь, девка! Будь ты проклята за свои шутки!

Следом за сумками, размахивая в полете полосатым хвостом, в кустах приземлился Федя.

— Какие еще шутки? — не поняла я. — Это вы на меня напали! Я защищалась!

— Пошла прочь! И родственнику своему передай: с нежитью я дел не имею! — резво схватил вожжи, хлестнул лошадь, и та сорвалась с места, унося за собой телегу с молочником.

— Зря ты так сурово с ним! — вылезая из кустов, сокрушительно проворчал фамильяр. — Такой вкусной сметаны, как у него, я с роду не пробовал.

— Вкусной сметаны?

— Ну да, он же товар на рынок вез. А вкуснятину я мигом чую.

Озарение пришло слишком поздно.

— То есть это ты молочнику мозги отключил?

— Мозги нельзя отключить, — с довольным видом произнес Федя. — Я его просто зачаровал, чтобы он перестал пялиться на свои скрынки. Охранную магию он наложить на них не может. Вот и бдит по-простому.

— Значит, пристал он ко мне, потому что это сделать ему велел ты?

— Ничего я ему не велел. Просто внушил мысль, что ты очень красивая и грех не воспользоваться ситуацией.

— Ах ты поганец! Придушу сейчас же! Только поймаю!

— Осторожно! — завопил енот и