не даст опекунство над тремя детьми. Вы слишком молоды и не замужем, — вымолвил с грустью.

— Все верно, именно поэтому я прошу об этом вас. Вы ведь обещали сделать все что угодно, как только мы поймаем преступников. Тем более, все что угодно мне не нужно, а нужны лишь новые документы, опека и деньги на первое время. — Сказала она так, будто это сущие пустяки.

— И что вы будете делать?

— Уедем из этого города. Подальше от людей, которые считают нас уродами. Если остаться, то я переживу… а детям как? — чуть слышно спросила она. И мне нечего было ответить.

Она права. Но… уехать? А как же я? Великий Тель, какой же я эгоист и фантазер. Размашисто поставил свою подпись, решив в тот момент, что обязан помочь. Они заслуживают лучшей жизни.

Поднял глаза на Ханну, она счастливо заулыбалась. А потом, встретившись со мной взглядом, резко посерьезнела, что меня позабавило еще больше.

— Вы почти прощены, господин следователь, — сказала она. — Можете сделать себе копию?

— Да, конечно, — вынул из выдвижного ящика копировальный камень, положил на исписанный лист чистый и провел им. Как только на листе показался последний завиток моей подписи, Ханна выдернула свой документ из-под камня и направилась на выход.

— Доброй ночи, господин следователь, — она помахала мне листочком и со счастливой улыбкой, которую уже не могла сдерживать, ушла.

А я просидел в кабинете почти до рассвета, мыслями возвращаясь к фразе «завтра в восемь вечера». Что должно случиться? Где произойдет преступление? Кто в отделе «гнида», как сказал бы Адриан? Тревога грызла мое сердце и не давала покоя.

Ханна

Долго не могла уснуть от противоречивых чувств в душе. Я была счастлива от одной мысли, что скоро начнется новая жизнь, о которой так давно мечтала. При этом, как только я закрывала глаза, тут же вспоминала о поцелуе, прикосновениях и словах «Мне небезразлично ваше мнение обо мне». Только составление списка дел смогло отодвинуть непрошенные воспоминания на второй план: съездить в город, выбрать небольшой домик, в идеале с магазинчиком на первом этаже, и чтобы школа для детей была недалеко. Закупиться чемоданами, собрать вещи, дополнить гардероб детей. Надо как-то родителям объяснить, что это теперь мои дети. Папа поймет, а мама… Она всегда излишне переживает за меня. Может предложить поехать с нами? Вряд ли они согласятся, здесь кафе, друзья, вся их жизнь. Только поздней ночью ушла в дрему. Проснулась на рассвете по привычке, тихонько встала и отправилась на кухню.

Несколько часов сна или пятнадцать минут по ощущениям не повлияли на настроение. Совершенно счастливая перемешивала творог и яйца, понемногу добавляя муку. И продолжала мечтать о доме с магазинчиком на первом этаже. Выкладывала аккуратные круглые заготовки в короб для кафе и представляла, как мальчики пойдут в школу, а Мила будет помогать мне в магазинчике, пока не подрастет. Порция для господина Макгрегора на завтрак уже румянилась на сковороде, он вот-вот должен проснуться.

— Доброе утро, Ханна, — услышала за спиной и невольно вздрогнула.

— Доброе утро, — улыбнулась я. — Присаживайтесь, сырники уже готовы.

Следователь, в отличие от меня, был очень хмур, под глазами залегли тени, а само лицо приобрело серый оттенок.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила я, глядя в глаза, что смотрели на меня с беспокойством.

— Ханна, присядьте.

Я подвинула поближе к нему кружку с кофе, а он залез в карман своих брюк и выложил на стол черный отполированный камень, напоминающий формой сырник. От такого сравнения заулыбалась.

— Ханна, это артефакт связи со мной, — каждое слово он выдавливал из себя.

— Господин следователь, вы как будто с жизнью прощаетесь. У вас все хорошо?

— Если вы почувствуете, услышите, унюхаете что-то неладное, зажмите его в руке на пять секунд, этого будет достаточно, чтобы я получил сигнал. — Он показал на свой браслет на руке, — и я сразу вернусь домой. Мне тревожно за вас. Вас и детей.

— А мне творожно, — с улыбкой сказала я, отказываясь перенимать его волнения. Вскочила с места и принесла порцию сырников с клубничным вареньем, — ваше любимое. Я тут собрала коробок, завезете родителям в кафе? Мама вчера попросила. А еще я вам судочек на работу сложила, опять голодный весь день пробегаете.

— Ханна… — перебил меня господин Макгрегор.

— Да поняла я вас, чуть что, сжимаю тревожную кнопку, — он удовлетворенно кивнул, — а теперь ешьте, за вами скоро приедут.

Положила в карман платья артефакт и тут же забыла о нем.

— Я сегодня буду допоздна, постараюсь просчитать, что случится в восемь часов. Вы не вспомнили, чей голос слышали вчера?

— Нет, простите, господин следователь.

Он наспех поел сырники, запил кофе и поторопился к выходу.

Пошла провожать его. Макгрегор остановился у дверей, чтобы надеть пиджак, а я держала короб в руках, следя за каждым движением.

— Господин следователь, все время хотела спросить. Кто может входить в ваш дом?

— Только доверенные люди. Мама, домоправительница, мой личный помощник.

— А я спокойно вошла в дом с детьми, — пожала плечами, передавая коробку.

— Вам тоже был открыт доступ по ауре, и вы могли привести кого угодно, как и все доверенные люди.

— То есть я доверенный человек? — разулыбалась я еще больше. Наконец, лицо Макгрегора посветлело, и уголки губ приподнялись.

— Знаете, таких называют бесхитростными. У вас же на лице все написано, а любой замысел слетает с языка, как только вы открываете рот, — а вот сейчас я почему-то обиделась.

— Знаете что, господин следователь?! Вы даже не представляете, как я коварна, — сердито сказала и всучила ему короб.

— Берегите себя и детей, из дома не выходите. Если вдруг почувствуете неладное, сразу сжимайте творожную кнопку, — поняв, что оговорился, решил быстро исправиться, — тревожную, конечно. Это все вы, со своими сырниками!

— Идите уже, господин следователь, — не выдержала я и захохотала.

На пороге он вдруг остановился, обернулся и сказал:

— Ханна, я не жалею о том, что поцеловал вас вчера. И это не была конспирация.

Он еще немного посмотрел на мою реакцию и, так и не дождавшись ответа, ушел, оставив меня ошарашенной признанием.

— Ох, господин следователь, я тоже не жалею об этом, — сказала в закрытую дверь и посмотрела в отражение зеркала. Создательница, как давно я такая красная? Схватилась за щеки, чтобы остудить их своими ладошками. И побежала на кухню занять чем-нибудь руки, а главное, голову.

Наконец-то проснулись дети, они уже привычно сбегали по лестнице, негромкий топот отдавался в моем сердце радостью. Каждый раз их сонные мордашки и мокрые челки от утреннего умывания вызывали улыбку. Я смотрела на них,