и я в конце, удивляясь сам себе, даже выдал что-то вроде лезгинки. И хава нагилу танцевал, как без этого. Будет что вспомнить.

Глава 10

– Он мертв.

Стоило мне бросить взгляд на тело грузного мужчины с дыркой в голове и валяющимся рядом пистолетом, как я не выдержал и выдал в эфир банальность. Геворкян недовольно посмотрел на меня, сделал знак свалить обратно в прихожую.

– Я знаю, что он мертв, – полковник Балашов удивленно поднял очки, узнал меня, потом легонько кивнул. – Мы вас вызвали к жене Семена Кузьмича. У нее истерика и сердце болит.

Семена Кузьмича? Я присмотрелся к телу на ковре. Точно, Цвигун. Зам Андропова, смотрящий от Брежнева в КГБ. Значит, съел-таки пулю. И ведь как чуял – с утра что-то крутило внутри, накатывали плохие предчувствия. А как нас дернули на чью-то дачу в Усово, возле которой стояло несколько «Волг» с мигалками, сразу понял – процесс пошел. Теперь-то ясно, что именно началось. Дележка власти. По жесткачу.

Валентин потянул меня за рукав халата в спальню, следом за доктором. Там на кровати лежала пожилая плачущая женщина с мокрым полотенцем на лбу. Хотя ни фига она не пожилая, полтинник с хвостиком, наверное. Шестьдесят максимум.

– Добрый день, Роза Михайловна, – доктор подошел ближе, достал фонендоскоп. – Примите мои искренние соболезнования.

Ого, а Геворкян знает вдову! Хотя чему удивляться? Естественно, за столько лет работы запомнишь.

– Авис Акопович, – жена Цвигуна приподнялась, высморкалась в зажатый в правой руке платок. Перевела дыхание и вдруг закричала, больше адресуясь в гостиную, где работала бригада следователей: – Его убили! Понимаете?! Убили!

– Давайте поспокойней, сейчас я вас послушаю, кардиограмку снимем, – и уже мне тихо на ухо: – Андрей, набери-ка феназепама. Одну ампулу, в мышцу.

– Может, реланиум сразу? – прошептал я в ответ.

– Попридержим пока большие пушки. Да и нет лекарства от горя.

Кардиограмма ничего не показала, давление было чуть выше обычного для женщины. Решили на всякий случай сделать внутривенно кубов пять магнезии. А что, инъекция длинная, само по себе введение отвлекает сильно – то в жар пациента бросит, то пройдет, приходится рассказывать вводящему о своих ощущениях, руководить процессом. Ну, и легкий седативный эффект тоже есть.

И сделал это очень вовремя, так как у входа зашумело, и в дом вошли сразу несколько важных товарищей во главе с Андроповым. Последний, увидев меня, тоже вроде обозначил узнавание, но его опередила Роза Михайловна.

– Юрий Владимирович! Семена убили! Я точно это знаю.

Вдова шустро подскочила с кровати, мы втроем встали позади нее, придерживая – а ну как сейчас ортостатический коллапс от резкого вставания…

Андропов обернулся к Балашову, тот покачал головой.

– Следствие еще не разобралось, а вы уже все знаете?!

– Утром в Барвиху Волков приехал, помощник его, зарплату привез, – затараторила женщина. – Семен работал допоздна с документами. Вы же знаете, что он курировал расследования по МВД… Они обсуждали что-то, муж говорит: в Усово съездить надо. А зачем? Мы за два дня до этого были здесь. А он настаивает, чтобы я поехала с ним. Я не хотела, на маникюр записалась, а потом уступила. Тут сторож дорожки посыпать начал, я в дом пошла… И вдруг выстрел! Юрий Владимирович! Убили же!

Из глаз женщины полились слезы, она опять начала сморкаться.

– Полковник! – Андропов прервал вдову, повернулся к Балашову. – Потрудитесь убрать посторонних.

Это он в наш адрес?

– Мы никуда не уйдем, – спокойно отреагировал Геворкян. – Еще не закончили с пациенткой. Роза Михайловна, прилягте обратно в постель. Я померю давление повторно.

Андропов не прощаясь вышел. Вслед за ним потянулась свита. Остался только один Балашов.

– Товарищи, все что вы тут слышали – это все строго секретно. Я возьму у вас подписки.

– И так все в подписках по трусы, – буркнул Авис Акопович, разматывая манжету тонометра.

Вдова тем временем продолжала свою исповедь. Но уже перед нами. Какой негодяй Щелоков, какие у него подручные, готовые на все, да и пистолет лежит слишком далеко от руки. Не мог Семен Кузьмич пустить себе пулю в лоб!

– Роза Михайловна, – мягко произнес Геворкян. – Мы же в ЦКБ работаем. Я слышал, что ваш муж от рака лечился…

– У него была ремиссия! – заспорила вдова. – Он весь вчерашний день был радостным, довольным. Говорил, что теперь-то Щелокову хвост Комитет прижмет! Не вырвется, как с убитым в Пехорке майором.

– Извините, а это чьи препараты? Кто принимал? – я поднял замеченный на тумбочке листок.

– Так Семену Кузьмичу назначили, – переключилась Роза Михайловна. – Он от них вялый был какой-то…

Еще бы! Да тут на пару тяжелых психохроников хватит! Антидепрессанты, транквилизаторы, ноотропы, диазепам, вдобавок ко всему и циклодол с какого-то перепугу.

– А вы что принимаете? – гнул свою линию Геворкян.

– Так анаприлин же, от давления. Всё, пустите меня, я пойду к Юрию Владимировичу, мне надо объяснить ему!

Мы с Валентином переглянулись. Да заткнется ли она когда-нибудь?

Кто-то заговорил в другой комнате. Вроде опять Андропов. Что-то объяснял, не слышно было, потом чуть громче произнес: «Я, Михаил, им Цвигуна не прощу!»

– Вы, Роза Михайловна, не ходите пока никуда, – мягко продолжил доктор. – Вам вставать нельзя, хотя бы минут десять…

* * *

– Ну вы представляете, какие сволочи у нас в бухгалтерии сидят? – сокрушался Валентин в ординаторской. – Получил расчетку, смотрю: недоплатили. Пошел вот разбираться на свою голову…

Проверять расчетные листки – это особый спорт. Мастеров на любой «скорой» всегда достаточно. Бывает, что теряются целые сутки. Вот и сидят, проверяют часы, доплаты, проценты за стаж, называемые «колесными».

– Не добился правды? – спросил я, отхлебывая чай из кружки.

– Ага. Пришел к этим счетоводам, сидит наша Юлия Борисовна, счетами щелкает. Видел же ее? Прическа «я упала с самосвала», очки на кончике носа. Ну я к ней, разберитесь, мол. Взяла она бумажку мою, посмотрела, костяшками пощелкала. «Точно, недоплатили», – говорит. Я только руку протянул, она мне: «Хотя подожди», – и снова на счетах как из пулемета.

– Другой результат? – спросил Геворкян, отщипывая кусок пирожка с капустой.

– Сказала, что всё правильно теперь. А потом опять глянула и по новой пересчитывать. Я схватил квиточек – и ходу оттуда. А то она бы насчитала, что должен остался. Нет в жизни справедливости, – он тяжело вздохнул и посмотрел на стол. – А кто мой пирожок потырил? Что за люди, а?

На столе зазвонил телефон. Я взял трубку. Кто говорит? Нет, не слон. Но угадал: меня, куратор. Давай, после смены срочно на ковер. Шеф зовет. Я посмотрел на часы. Смена скоро заканчивается, можно и прокатиться. Разузнать из первых рук, куда дуют ветры на кремлевском Олимпе.

Пока ехал на Рублевку, на дачу «аскета» Суслова в Троице-Лыково, размышлял о