урок 20. Счастье — это вопрос взгляда на вещи.

урок 13. Счастье — это чувствовать себя полезным.

урок 10. Счастье — это заниматься тем, что любишь.

Гектор подумал, что это совсем неплохие уроки. Во всяком случае, для него самого.

— Калифорнийское, французское или чилийское?

— А ты какое предпочитаешь? Гектор и Эдуард опять сидели в том красивом ресторане, из которого открывается вид на сверкающий город и бухту с огнями кораблей, и разговаривали так, будто не прекращали беседу с первой встречи. В этом преимущество настоящей дружбы.

Поджидая китайского сомелье, Эдуард спросил, узнал ли Гектор что-то полезное. Гектор заметил, что Эдуард рад его видеть, но не очень счастлив, как и в прошлый раз. И подумал, что, возможно, сумеет помочь ему хорошим советом.

— Для начала: есть разные типы счастья, что-то вроде разных его категорий.

— Так я и думал, — согласился Эдуард. — Но что это за категории?

— Можно сказать, что их всего пять. Во-первых, два вида возбужденного счастья и два — счастья спокойного. Возбужденное счастье — это когда испытываешь радость, гуляешь и веселишься, отправляешься в путешествие, лежишь в постели с желанной женщиной.

— О, это мне знакомо! А вот это тоже сюда относится? — спросил Эдуард, указывая на бутылку, которую только что принес китайский сомелье.

Гектор ответил утвердительно и рассказал о мозге японцев, выпивших саке, и о том, как можно увидеть улыбку мозга. Эдуард ничего не ответил, но было видно, что он задумался.

— Вторая категория возбужденного счастья: работать над чем-то, что любишь, стремиться достичь цели. Это может относиться не только к профессии, но и к занятиям спортом или выращиванию цветов, и даже к решению сложных математических задач, если тебе это очень нравится.

Он рассказал Эдуарду об Алене, который любит бегать и заниматься расчетами, и о Жан-Мишеле, который очень хорошо делает свое дело — лечит детей и их мам, и о профессоре, приходящем в крайнее возбуждение, когда пытается понять счастье.

— Гм-м, — проговорил Эдуард, — у меня бывает нечто похожее на такое счастье, когда я работаю над интересным досье и мне удается убедить клиента. Но теперь это меня не слишком возбуждает…

— Ладно, а вот тебе две категории спокойного счастья. Когда чувствуешь себя просто довольным и хочешь всего-навсего, чтобы так продолжалось бесконечно. Когда сопоставляешь и начинаешь благодаря этому ощущать свое счастье — по сравнению со знакомыми тебе людьми или с твоим собственным прошлым. Или вообще без всяких сравнений.

Тут он упомянул Аньес, которая вспомнила себя в прошлом и пришла к выводу, что еще никогда не была так счастлива, даже если ее сегодняшняя жизнь далека от совершенства. Затем он рассказал про детей из страны Мари-Луизы, которые пока не достигли того возраста, когда что-либо сравнивают.

— Со мной это не проходит, — заметил Эдуард. — Я всегда сравниваю себя с другими.

— С теми, кто заработал три миллиона долларов?

— Ага. А когда они у меня будут — с теми, кто заработал двадцать.

— Можно и так смотреть на вещи, — не стал спорить Гектор. — А с маленькими женщинами, сидящими на клеенке, ты себя не сравниваешь?

— Увы, нет! Только с людьми, похожими на меня.

Он отпил глоток вина и сказал:

— Неплохо, но я предпочитаю семьдесят шестой год, как в прошлый раз. Так что насчет второго спокойного счастья?

— Это умение правильно смотреть на вещи. Терпеть и сохранять душевный покой, что бы ни случилось. Даже перед лицом смерти, которая неминуемо приближается.

Эдуард резко побледнел.

— Ты думаешь, я скоро умру?

— Да нет же, я говорю о смерти, которая постоянно приближается к любому человеку.

И он рассказал ему о Джамиле в самолете и о старом монахе в горах.

Эдуард слушал Гектора очень внимательно. А потом сказал, что понял, отчего не ощущает себя счастливым:

— Веселые вечеринки больше меня не радуют, как раньше, работа временами возбуждает, но, как я тебе уже говорил, по-настоящему я ее не люблю. И все время сравниваю себя с теми, кто имеет больше меня. Иными словами, душевный покой меня покинул, — если что-то идет не так, как мне нужно, я немедленно начинаю нервничать.

— Есть еще пятая категория счастья.

— О, возможно, она — мой последний шанс…

— Это счастье с другими: дружба, взаимная любовь, внимание к счастью или несчастью окружающих, ощущение пользы, приносимой людям.

— Но это же заодно и идеальная причина несчастья! — воскликнул Эдуард. — Знакомые тебя разочаровывают, друзья могут предать. Что до любви, то иногда она причиняет такую боль!

Эти слова напомнили Гектору, что Эдуард, возможно, влюблен, но с его любовью не все хорошо складывается.

— Да, ты прав, но контакт с людьми и их недостатками вполне способен привести тебя к безмятежности — счастью четвертого типа. К тому же можно приносить пользу, не рассчитывая на благодарность, и все равно обрести счастье.

Эдуард взглянул на Гектора:

— Ты рассуждаешь как монах.

Его реакция развеселила Гектора. Он вдруг подумал, что начинает посмеиваться, как старый монах. Поэтому он ответил:

— Сейчас докажу, что это не так и я пока еще не монах.

Тут он поинтересовался у Эдуарда, как дела у Инь Ли.

Вы этого, конечно, ожидали. Не только же для того вернулся Гектор в Китай, чтобы поговорить со старым монахом и Эдуардом и даже не узнать об Инь Ли!

Эдуард рассказал, что Инь Ли по-прежнему работает в баре с приглушенным светом и он ее время от времени там встречает. Однажды она у него спрашивала о Гекторе.

— Не знаю, стоило ли тебе это говорить, — заметил Эдуард.

Конечно стоило, но, с другой стороны, у Гектора немного сжалось сердце, когда он услышал, что Инь Ли спрашивала о нем.

Мы давно уже не вспоминали Инь Ли, но Гектор-то не переставал думать о ней. Он думал о ней по многу раз в день и даже когда просыпался ночью. Сначала он подолгу размышлял, как бы вырвать Инь Ли оттуда, где она работает, и увезти в свою страну. Потому что если кого-то любишь, всегда хочешь любой ценой сделать две вещи: во-первых, спасти этого человека (иногда спасти от него самого), а во-вторых, удержать его рядом. Потом — это произошло, когда Гектор сидел в кладовке, вонявшей дохлой крысой, — он осознал, как сильно любит Клару. А еще позже он стал как бы собственным психиатром и психиатром своей любви к Инь Ли. Понял, что в этой любви слишком много от стремления спасти ее, стать для нее Суперменом, а еще от желания делать с ней то, чем занимаются влюбленные. И от мечты чувствовать себя по-прежнему молодым, оставаясь с ней, потому что сама Инь Ли была очень юной, а выглядела и того моложе.