через стол свой телефон. В свои пятьдесят Смородина думал, что его сложно удивить. Но оказалось, что судьба хитрее.

– Пожалуй, Лея, мы попробуем вернуть твои деньги. Сейчас ты напишешь ему, что добыла у отца еще двадцать тысяч. Напишешь радостно, как будто ничего не случилось. Назначишь встречу у тебя дома. И дашь мне ключ.

Встреча с режиссером

– Что же вы сразу не сказали, что вы наш? А то звонит Болинский, спрашивает, почему ты с моим другом был так неприветлив. Я-то думал, вы обычный адвокат. Сейчас, вы знаете, шныряют всякие. Приезжайте ко мне домой! У меня есть фотографии со съемок, я вам все покажу, расскажу. Я могу, конечно, собраться и приехать к вам… но мне так неудобно. Можем встретиться в кафе, но архив большой, таскать его. На съемках работал фото- граф.

– Нет, что вы. Я могу подъехать к вам. Буду счастлив…

У Тараса Корнилова была просторная квартира на набережной. Смородина обожал такие дома, в них он проваливался как в Нарнию, забывая о суете дней. Режиссер пресек его попытку перейти сразу к делу. Пришлось есть, пить наливочки и перебирать общих знакомых. Было что-то странное в том, что они не пересекались раньше.

Корнилов давно не был на виду, но он, кажется, не печалился об этом. Благополучная старость среди книг и с хорошими собеседниками его вполне устраивала.

– Я и мечтал о таком. Знаете, мне уже в двадцать казалось, что я какой-то медленный. Очень повезло с институтом. И с реализацией проектов, что уж. Счастливый случай в нашей профессии очень важен.

– А сейчас не снимаете?

– Я об этом думаю, только когда мне этот вопрос задают. Друзья-то не спрашивают. Но при знакомстве это естественно. Как же режиссер не снимает? Страдает, наверное. А я просто живу изо дня в день. В рабочие дни читаю, в выходные отдыхаю. Держу ритм. Есть, наверное, люди, которые не могу не высказываться. Но я попал в профессию случайно, так сложилось. Рос в среде, близкой к кинематографии, были знакомые из мира кино. Честно делал свою работу, и мои фильмы смотрели. Но этот период закончился. Зачем принуждать себя, если можно этого не делать? Оля, наверное, думала примерно так же. Пойдемте, я в кабинете разложил все, что у меня есть.

Стены кабинета были заняты книжными полками, на которых вперемешку стояли книги самых разных форматов. Принцип здесь явно был тематический, хозяин кабинета просто не понял бы, зачем расставлять информацию по цвету и размеру упаковки. На широком столе были разложены черно-белые фотографии и газетные вырезки.

– Как она была популярна! Мешки писем приходили.

– Она была хорошей актрисой?

Режиссер посмотрел на него с хитрецой. Смородина вспомнил интервью, в котором Тарас Корнилов рассказывал, что увидел талантливую девочку на улице совершенно случайно.

– Она выглядела великолепно, благородно, а иногда этого, согласитесь, уже хватает. Ее участие было условием, на котором мне дали снимать. Если соцсети, а особенно анонимные блоги, существовали бы тогда, никому не пришло бы в голову считать, что Советский Союз – страна равных возможностей. Что вы так на меня смотрите? Я слежу, изучаю. Это очень интересно ‒ то, как мир меняется. Тогда я, как и многие, был ею очарован. Нас всех к ней влекло, она пахла заграницей и ветчиной. Фактически она была настоящей принцессой. Дамы наши ее ненавидели. И партнер.

– Ольга замечала это?

– Замечала, чего ж не заметить. У вас муравьи были когда-нибудь дома? Вы замечали бы их присутствие, но вряд ли принимали бы к сведению их настроения. Она была жесткая, целеустремленная. Всем вокруг обещала славу, помощь, протекцию. Может, кому и помогла, не знаю. Я сейчас понимаю, что она именно так набиралась сил – дразнила людей своими возможностями и напитывалась их надеждами. Люди, естественно, тянулись к ней. Понимаете, в Советском Союзе деньги, связи – все это было не совсем деньгами и связями. Это была надежда на другую жизнь. Что тебя, может быть, будут меньше унижать. Медицина будет другая, без хамства. Так что, конечно, она получала только лучшее отношение к себе. Актриса она была никакая. Деревянная, пафосная. Совершенно не понимала, чего от нее хотят. Как человек, который настолько тупой, что даже не понимает, что он тупой.

Режиссер засмеялся.

– Какое же облегчение просто об этом сказать. Вот, посмотрите. Это ее партнерша. Ее от Оли трясло, она иногда просто выходила из павильона. Отдохнет немного и возвращается. Ей я говорил, что мне нужно, она входила в кадр и все делала. А у Оленьки был, скажу аккуратно, узкий набор эмоциональных реакций. Она красивая? Красивая. Засмеялась? Засмеялась. Я ей говорю, смех неестественный. А она: «Вы это все придумали про неестественность, потому что завидуете моей красоте». Я со временем приноровился. Понял, что она может. У нее глаза были огромные, как у сказочной собаки. Вот я подсказывал, когда прищуриться, когда их открыть. Она фактурная была, не отнять. В любом деле органика очень важна. Я на нее не давил, а пытался использовать сильные стороны. Она потом злилась, что «лучшие кадры вырезали». Представьте, вам присылают жуткие графоманские стихи. Вы, вздохнув, маникюрными ножницами вырезаете где слова, а где вообще буквы. Составляете новый текст, в котором теперь прослеживается хоть какая-то поэтическая мысль. Автор приходит и говорит: вы все моему таланту завидуете, лучшие метафоры вырезали! А самому даже нечем понять, что такое удачная метафора.

– Но фильм хороший. Я его недавно пересмотрел.

– Это, молодой человек ‒ не спорьте, вы очень молоды, ‒ и есть чудо кинематографа.

Смородина рассматривал фотографии. Их было много. Фотограф, который следил за актерами, явно знал свое дело. А они его, скорее всего, не замечали. Одно из лиц показалось Смородине знакомым. Более того, он мог поклясться, что видел его в доме в лесу.

– Кто этот мужчина?

– А! Очень точно пойман момент. Это оператор. Царь и бог для любой актрисы. Может снять любую царевну лягушкой. Кажется, Оля приближала его к себе. Я потом с ним работал. Он ее вспоминать не хотел. Она, я так понял, обещала ему помочь с очередью на квартиру, но, поматросив, об этом забыла.

– Можно я возьму эту фотографию с собой? Я вам ее верну.

Режиссер улыбнулся.

– Только если, вернув, расскажете, зачем брали. Иначе не дам.

– Он похож на мужчину с картины, которую Ольга купила у Федора, который «Дай копеечку».

– Теодоро! Так он был женат на моей третьей жене. Берите, берите.

Смородина поблагодарил режиссера и заботливо убрал