Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ничего интересного там не было, но комната наполнялась звуками, и от этого было немного легче. Она всегда с трудом переносила одиночество и тишину, и так было с самого детства: наказания страшнее, чем остаться дома одной, маленькая Лена не представляла. Пустые комнаты, звук собственных шагов, каждый шорох и даже тихий ход настенных часов вызывали у нее панику. Это не прошло даже с годами. «Я жалкая трусиха, – думала Лена, сжимая в руках кружку с давно остывшим чаем. – Я боюсь быть одна, потому и держусь так отчаянно за того же Никиту. Потому и с Андреем сегодня весь вечер проторчала – чтобы одной не остаться, как сейчас».
Однако усталость все-таки взяла свое, и Лена забралась в постель и включила бра на стене у кровати. Засыпать на новом месте без света было все же жутковато.
Первое утро самостоятельной жизни принесло скорее приятный опыт. Оказывается, когда живешь одна, утром нет проблемы с душем – можешь провести под водой столько времени, сколько тебе нужно, а не прислушиваться к стуку в дверь. Можно без толкотни в небольшой кухне сварить себе кофе и гречку, сесть, вытянуть ноги на второй стул и неторопливо позавтракать. Можно выйти из дома без маминых напоминаний, что ты непременно опоздаешь. Эта привычка у ее мамы сохранилась еще с Лениных школьных времен и так никуда и не исчезла. Правда, вечером придется самой готовить ужин, а для этого зайти в магазин и купить продукты, но и это не проблема. Словом, в тридцать пять лет старший следователь Крошина открыла для себя прелести самостоятельной взрослой жизни.
Излучая оптимизм и счастье, Лена явилась в прокуратуру и с энтузиазмом принялась за работу. Сегодня ей удавалось практически все, до чего не доходили руки всю прошлую неделю. К тому моменту, когда приехал Паровозников, Лена успела подчистить все свои хвосты, а потому пребывала в особенно приподнятом настроении. Андрей с порога посмотрел на нее как-то странно, и Лена насторожилась:
– Ты чего?
Он запер дверь, уселся напротив.
– Вот ты мне скажи, ты ведьма, что ли?
– В каком смысле?
– В прямом. Я только что из нашего архива. Знаешь, кто на этой фотографии? – Он вынул белый конверт и толкнул его по столешнице в сторону Лены.
– Кто? – Она замерла от нехорошего предчувствия.
– Надеюсь, у тебя крепкие нервы, Крошина.
– Да не тяни ты!
– Гарик Хан это, дорогая гражданка начальница.
Выдав информацию, Андрей откинулся на спинку стула и в упор посмотрел на нее.
Лена вынула из конверта фотографию и еще раз внимательно всмотрелась в это лицо. Симпатичный молодой мужчина, таких много. Ничего выдающегося – ни стального взгляда, ни волевого подбородка. Она успела повидать немало людей, связанных с криминалом, и у всех было что-то такое, что позволяло отличить их от обычных граждан. Но Хан на этой фотографии напоминал скорее бухгалтера, менеджера невысокого ранга, а не человека, который сколотил группировку, державшую под контролем город.
О жестокости банды Хана ходили легенды. Человек, который управлял этими отморозками, в представлении Лены не мог выглядеть тихим обывателем за семейным столом.
– Ты не ошибся? – Она перевела взгляд на Андрея.
– Я-то, может, и ошибся бы, я ж в глаза этого Хана не видел. Но вот эксперты, сама понимаешь… Никитин аж на табуретке подскочил – он труп Хана лично осматривал, а уж ему-то я верю как никому больше.
– Допустим, это Хан. А с какой радости его фото лежит у Жанны Стрелковой в банковской ячейке?
– А не могла она, как и ты, заподозрить своего папеньку в совместной, так сказать, работе с господином Ханом, а?
Лена оживилась.
– А ведь ты прав. И это объясняет ее интерес к архиву Деева, понимаешь?
– Логично.
– Но это все равно не объясняет, почему обоих убили.
Лена отложила фотографию и отошла к окну. Яркое солнце слепило глаза, и она зажмурилась, нашаривая цепочку, чтобы закрыть жалюзи.
Неожиданная информация снова принесла больше вопросов, чем ответов. Где, у кого Жанна взяла эту фотографию? Почему заинтересовалась человеком, на ней запечатленным? Почему, в конце концов, спрятала ее в банковскую ячейку? Нет, нужно ехать к Голицыну и просить его еще раз как следует расспросить Деева. А еще лучше постараться самой просмотреть архив его отца. Нужно переговорить с врачом, возможно, состояние Голицына позволит ему выйти из больницы хотя бы на пару дней раньше. Это было бы кстати.
– Если он еще сам согласится, – сказал Андрей за ее спиной.
– Кто? – не поняла Лена, оборачиваясь.
– Голицын. У тебя скверная привычка вслух думать.
– Да? Никогда за собой не замечала. Но я почему-то уверена, что Павел согласится. Он любил Жанну, ему хочется знать, что произошло.
– А я вот почему-то уверен, что согласится он совершенно по другой причине, – вдруг сказал Андрей, хитровато поглядывая на Лену.
– Это о чем ты?
– А ты не понимаешь? Если ему в руки попадет архив Деева и там что-то интересное есть о Хане и его бригаде, ты только прикинь, какую книгу он намутит!
– Было бы ему это нужно, он бы давно так и сделал. Они с Деевым друзья, если помнишь.
– То есть ты не думаешь, что вокруг Стрелкова и его дочки Голицын крутился из корысти?
Лена не поверила своим ушам.
– Ты шутишь, что ли? Он за Жанной семь лет ухаживал, жениться хотел!
– Ну и что? Не женился ведь.
– Перестань, – поморщилась Лена. – Я с Голицыным трижды говорила и что угодно могу о нем думать, кроме того, что он имел какую-то корысть в доме Стрелковых.
– Ты, Ленка, идеалистка, у тебя все хорошие. А я злой, недоверчивый опер, мне положено всех подозревать. Можно, я закурю у тебя? – Андрей достал сигареты и зажигалку.
– Кури, не меня оштрафуют, если что.
Андрей затянулся дымом и продолжил:
– Ты, конечно, попробуй с Голицыным поговорить, вдруг он захочет помочь. Я бы точно захотел на его месте. Двух зайцев может загнать: и убийц Жанны найти, если сложится, и материала на роман набрать.
– Тебе не приходило в голову, что далеко не все люди хотят из своей жизни делать шоу? Вот не тот человек Голицын, чтобы из истории погибшей невесты и ее отца выколачивать деньги. Мне, во всяком случае, так не показалось.
Лена и сама не понимала, почему так рьяно бросилась на защиту Павла и почему ей так неприятно сейчас то, что говорил Андрей. И все-таки в глубине души она была уверена: Голицын действительно ничего подобного не замышлял. Он любил Жанну и хотел быть с ней. К тому же он сам говорил, что обещал любимой женщине никогда не смешивать личную жизнь и книги. Вряд ли такое слово нарушают.
– Короче, сама с ним разговаривай, – подытожил Андрей. Раздавил окурок в одноразовом стаканчике и наблюдал, как сквозь прожженную дырку на пол сыплется пепел. – Насвинячил я тебе тут.