устанавливали свой шатер, обитатели «Колизиона» сбились в кучку на обочине, чувствуя себя растерянными и оставшимися не у дел. Никто не рассказал им, как именно будет происходить совместное представление.

– Мы что, будем выступать… там? – спросил кто-то дрогнувшим голосом.

– Похоже на то, – пробормотал Фьор и покосился на Кристину, которую фамильярно обнимал за плечо стоявший рядом Мануэль. Та поймала его взгляд и почему-то почувствовала себя неловко. Хотя с чего бы ей вдруг испытывать неловкость?

В повисшей тишине ощутимо сгущалось напряжение, и Кристина была готова побиться об заклад, что не только она одна его ощущает.

А тут еще Апи, как обычно, крутившийся рядом, вдруг обнял Кристину за ногу и, вызывающе зыркнув на Мануэля, вдруг заунывно затянул:

– Темнота, пустота… Не уйдем мы никогда…

– Ш-ш-ш, – прошипела Кристина. – Апи, пожалуйста, только не сейчас!

– Вы пялитесь на их шатер с таким видом, будто вам предстоит выступать в пыточной камере, – со смешком сказал Мануэль.

Все разом повернулись к воздушному гимнасту, и Кристина вновь ощутила ту же самую неловкость, оказавшись в центре всеобщего внимания. Не то чтобы она хотела делать из их отношений с Мануэлем какую-то тайну, да это и невозможно в таком маленьком коллективе, и все же сейчас в первый раз все смотрели на них двоих, когда было очевидно, что они вместе, и Кристине было не по себе под их взглядами.

– Серьезно, там, внутри, это самый обычный цирковой купол, – свободно продолжил Мануэль. Он, похоже, чувствовал себя совершенно комфортно, без слов заявляя всем и каждому, что они с Кристиной теперь вместе. – То же самое оборудование, та же самая арена. А когда включатся все софиты и прожекторы, вы забудете про цвет шатра. Зато на черном очень хорошо видны световые эффекты.

– А вот это, пожалуй, правда, – негромко сказал Летун. И все вокруг разом как-то выдохнули, расслабились и разом заговорили.

Со всех сторон полетели вопросы.

– Я все равно не понимаю, как именно будет проходить совместное представление…

– Мы будем давать номера по очереди – или?..

– Может, нам придется выступать одновременно? Наши жонглеры с их жонглерами, наши гимнасты с их? Но как мы?..

– Почему нам до сих пор никто ничего не объяснил?

– А где наш и. о. директора? Не он ли рвал на себе рубаху и заявлял, что будет в сто раз лучшим директором, чем прежние? Ну и где он, когда он там так нужен?

– Наверное, подбивает клинья к Ронде и метет хвостом перед Джорданом…

– А кто-нибудь понял, почему этому городу принтер дал самую высокую категорию сложности?

Последний вопрос прозвучал особенно громко. Во всяком случае, так показалось Кристине. Столько всего произошло за такой короткий срок, что вот об этом она напрочь забыла. Но и правда – что такого в жителях этого города, что мистические силы присвоили им максимальную категорию сложности? Почему так много местных обитателей не ценят свою жизнь и вот-вот потеряют свое место в ней?

«Хорошо, что вся эта цирковая чертовщина не против техники», – подумала Кристина, выуживая из кармана телефон. Да, она им почти не пользовалась, сейчас, когда соцсети потеряли для нее всякое значение, а звонить было некому, он стал практически не нужен.

– Ты чего? – тихо спросил Мануэль, почувствовав ее движение.

– Хочу забить название города в поисковик и посмотреть, что он мне выдаст.

– Зачем?

Под головокружительным взглядом Мануэля Кристина почему-то разом растеряла половину уверенности.

– Мало ли, вдруг станет понятно, почему этот город считается таким трудным…

– Ну, узнаешь ты – и что это изменит? Нам все равно придется выступать.

Кристина промолчала, не зная, что ответить. И правда, какая разница? Даже если она выяснит причину, это ни на что не повлияет.

Из толпы появился Фьор с телефоном в руках.

– Вот, – сказал он как бы обоим, Мануэлю и Кристине, но телефон протянул девушке. – Похоже, вот почему этот город считается сложным.

Беглый взгляд на экран – и реальность словно распалась на разрезанные кусочки мозаики. Перед глазами мелькали фотографии и обрывки заголовков, и Кристине казалось, что она почти слышит плач и крики отчаяния. И было неважно, как именно произошла эта страшная трагедия и кто был в ней виновен. Она произошла. Унесла с собой множество жизней. И навсегда искалечила души тех, кто остался жив, но с незаживающими ранами потерь.

– Ох… – только и выдохнула Кристина.

Да какой сейчас цирк? Любое развлечение подобного рода кажется настоящим кощунством, когда над городом все еще висит пелена недавно пережитой трагедии!

– Мы вообще не должны были сюда приезжать, – прошептала Кристина.

Она чувствовала, как в душе поднимается самая настоящая паника. И на этот раз не за себя, не за свою судьбу, а за жизни всех циркачей. Им ни за что не пробить такое сопротивление! Вернуть обратно в жизнь людей, которые так много потеряли, будет невероятно трудно! А уж делать это с помощью цирковых развлечений, когда еще так свежа память страшной трагедии, – и вовсе кощунство!

– Мы не должны давать представление! – воскликнула она. – Не здесь! Не сейчас! Не для этих людей! Это неправильно!

Кристина не осознавала, что последние слова почти прокричала. Не увидела, как к ней обернулись все головы. Не услышала, как Мануэль успокаивающе забормотал: «Ну-ну…» – и не ощутила, как он сильнее сжал руку на ее плече. Ее уже захватило ощущение надвигающейся катастрофы, к которой они сами, добровольно идут навстречу.

– Нам надо уезжать, – лихорадочно выпалила она. – Серьезно! Это неправильно – давать здесь цирковое представление! Мы должны уехать!

Даже в ее состоянии Кристина услышала мертвенную тишину, которая вдруг наступила. Почувствовала, как Мануэль отпустил ее плечи и сделал пару шагов назад. А потом увидела десятки разноцветных отражений самой себя: перед ней стоял Джордан, и даже сквозь непроницаемые витражные очки она ощущала на себе его взгляд, хотя… разве у слепого есть взгляд?

– Не смей закатывать истерику, – тихим, но пробирающим до костей голосом отчеканил он.

Несмотря на то что каждое слово чуть ли не вибрацией отдалось в позвоночнике, Кристина не успокоилась.

– Мы не можем давать здесь представление. Не сейчас, когда тут еще столько горя! – повторила она.

– Ты и так не будешь давать представление, – ответил Джордан, сделав сильный упор на «ты». – Ты ведь все еще не нашла в себе дар цирка, не так ли? – И, поскольку Кристина молчала, он продолжил нарочито сочувственным тоном: – Я понимаю, тебе страшно, ведь это может быть твой последний день. Возможно, именно сегодня вечером тебя ждет удаление. Любой на твоем месте был бы на грани нервного срыва, любой впал бы в истерику…

– У меня не истерика, – отрезала Кристина.

– Так что