– Ты чего, Андрюха? – недовольно кивнул Александр.

– Посмотри туда! – воскликнул Жаров, вытянув руку в сторону бухты.

– Куда именно? Я не понял…

– На завод! На завод смотри! Только внимательно! – Вид у Андрея, несмотря на трагические события и общее траурное настроение, был какой-то возбужденно-радостный. Но что его могло так обрадовать в этот пасмурный, и не только из-за погоды, день? В бухту вошли корабли под российскими флагами, знаменуя то, что за пределами Камчатки сохранилась цивилизованная жизнь? Вернулись атомные подводные лодки, ушедшие перед войной из базы в Рыбачьем? Что, если не это, могло сегодня так порадовать?

Взгляд скользнул по поселку, раскинувшемуся у подножия сопки. Руины родной пятиэтажки чуть ниже. Еще ниже несколько двухэтажных строений и масса одноэтажных домов, которые по какой-то причине с незапамятных времен местные жители называли «финскими домиками». По какой причине эти строения называли именно так, никто уже не помнил. От этих мест гораздо ближе США, Канада или Япония с двумя Кореями, нежели расположенная на севере Европы далекая Финляндия. Тем не менее название это прочно закрепилось уже очень давно. Видимо, потому, что у местных жителей закрепился некий стереотип, что в Финляндии каждая семья имела свой дом с островерхой крышей, не дающей скапливаться на ней сугробам. Во всяком случае, большому числу местных жителей такие дома помогли пережить первые суровые годы после катастрофы.

Дальше, на берегу малой бухты, или бухты Крашенинникова, где чуть меньше двух веков назад был похоронен британский адмирал Дэвид Прайс, явившийся на Камчатку во время Крымской войны с подчиненной ему Тихоокеанской эскадрой Британской империи для осады Петропавловска и погибший накануне решающей битвы при невыясненных обстоятельствах[28], находился судоремонтный завод. Александр внимательно осмотрел видимую отсюда территорию завода и вдруг заметил, что из-за одного из полуразрушенных цехов у причалов валит столб густого черного дыма.

– Ты чего радуешься, дубина?! Там же пожар! – завопил Цой. – Совсем, что ли, головой крепко долбанулся?!

– Вот ты идиот! – захохотал Жаров. – Это же наш тральщик! Мы запустили двигатель! Двигатель на корабле работает! Понимаешь?!

– Иди ты… – выдохнул изумленный такой новостью Александр.

– Зуб даю! Сам проверь! Я обратно, на завод! А ты догоняй!

– Я мигом! – Цой схватил со стула свою черную куртку и бросился к двери, затем хлопнул себя по лбу и вернулся, чтоб закрыть окно.

Хозяйничавший несколько минут в помещении ветер разбросал многие листы, еще больше усилив беспорядок. Один из них залетел за стенку деревянной будки, в которой находились фотопринадлежности Никиты Вишневского. На листе значился фиолетовый штамп «сов. секретно». И там был тот самый текст с продолжением, которое Александр совсем недавно безуспешно искал среди бесчисленного количества стопок бумаги. И содержание этого листа Александр Цой мог бы найти еще более интригующим. Но он уже выскочил на улицу и, оседлав велосипед, помчался на завод, чтоб своими глазами увидеть настоящее чудо – готовый к плаванию корабль.

* * *

Ближе к вечеру дождь перестал донимать, и облака расступились. Михаил Крашенинников выволок свой велосипед с тележкой на дорогу и, оседлав его, устало надавил на педали. Приближаясь к тракту, соединяющему два поселка, он увидел, как из Вилючинска в сторону Приморского неторопливо двигались две машины. Телескопический автокран на базе «Урала» и грузовой ЗИЛ 131. Сохранившимися машинами в общинах пользовались настолько редко, что увидеть в движении этих реликтов канувшей в небытие цивилизации казалось настоящим чудом. Видимо, последствия землетрясения в Вилючинске были настолько велики, что пришлось гнать дополнительные машины из Приморского на помощь соседям. Теперь они возвращались обратно.

Михаил проводил их взглядом и продолжил движение. После машин на дороге стоял позабытый запах выхлопных газов.

Михаил вернулся к дому, когда уже тени от сопок вытянулись над всем западным побережьем Авачинской бухты. Он вспомнил об утренних наблюдениях Антонио и, повернув голову, посмотрел на вулкан, остановившись перед входом во двор своего жилища. Вершина Авачи уже не пряталась в облачности, однако никаких парогазовых выделений на вершине вулкана видно не было. Что это значит? Может, они напрасно подозревают огненную гору? Может, нет никаких предпосылок к извержению и Авача мирно спит, а землетрясение лишь следствие трения литосферных плит? Это ведь обычное дело на Камчатке, восточный шельф которой является краем Евразийского континента, обрывающимся в бездну, под который вонзается огромная тихоокеанская литосферная плита. Та самая, что где-то далеко за океаном будоражит своим противоположным краем американский штат Калифорния и обрывается в этом штате знаменитым трансформным разломом Сан-Андреас[29].

Он слишком устал, чтобы сейчас размышлять об этом. К тому же от мыслей о вулкане отвлекла Оливия. Она была во дворе и суетилась возле костра, готовя ужин. Михаил некоторое время наблюдал за ней украдкой, любуясь ее красотой, движениями и просто радуясь мысли, что, несмотря ни на что, в этом потерянном мире они нашли друг друга, наполняя жизнь смыслом. Ему вдруг представилось, что вокруг Оливии сейчас бегает пара детишек. Мальчик и девочка. И что это их дети. Но… Когда-то они боялись заводить детей. В первые годы после взрыва и в Приморском, и в Вилючинске иногда рождались дети с уродствами, порой несовместимыми с жизнью. Но, даже если и родится нормальный, здоровый ребенок, то в каком мире он будет расти и какое будущее его ждет? Однако многие годы спустя мысль о ребенке и несокрушимый инстинкт продолжить свой род все же взял свое. Михаил и Оливия сошлись на мнении, что будущее возможно. Более того, для того, чтобы это будущее действительно было возможным, должны рождаться дети. И они должны воспитываться людьми. И они будут созидать это будущее для себя и уже своих потомков. Михаил и Оливия решили дать жизни шанс, но… Это ведь не в возрасте дело. Им еще далеко нет пятидесяти. К тому же решение было принято еще до того, как им исполнилось по сорок лет. Возможно, тот самый взрыв что-то сделал с ними. Лишил возможности иметь потомство.